– Эй, Шершень, а чего бы ты хотел на обед? – вдруг раздается неподалеку, и у Мазарида глаза становятся вдвое шире.
Внимательно следившая за ним самка-следопыт бесшумно прыскает в кулак.
– Хорошо бы на обед тушеного мяса с овощами, – вновь доносится откуда-то рядом. – Да не просто какого-нибудь, а из походной кухни на колесах, как на первых моих сборах, вкуснее я не ел… Ах, тебе мяса? Извини, Шершень, но есть только сырые лягушки. Без соли. Без пряностей. Без овощей. Объеденье, ага. Тушеного мяса ему!..
Мазарид моргает раз, другой. Вроде разговаривают двое, но голос-то звучит один. Неужели Шершень – не будет же кто-то другой называть себя так? – беседует сам с собой, сам с собой ругается и сам себя корит за привередливость? К тому же – Мазарид мог поклясться в этом, – звуки доносятся от птера, шаставшего по болоту. Птер этот, кстати, неправильный, как только что убедился майор, ведь при движении у него лапы не шевелятся – да-да, лапы просто волочатся за черным хитиновым телом.
Соотнести одно с другим и сделать единственно верный вывод смог бы и малыш-котенок, только-только покинувший Инкубатор, а уж когда из-под хитина выныривает тонкая худая рука и хватает зазевавшуюся лягушку, даже многомудрый тайгер Мазарид способен понять, что под телом хищника-падальщика скрывается беглец и предатель по имени Шершень.
Ренегат прячется в теле животного, источает запах животного и ведет себя как животное. Наверняка самке-следопыту было непросто найти этого хитрого чудака, ну да все его уловки оказались бессильны – его все же выследили. План захвата Шершня разработан еще на базе, и хоть аналитики исходили из того, что операция будет происходить в густом непроходимом лесовнике, все то же самое вполне применимо и к болоту.
По команде Мазарида птеры из его взвода – возможно, им придется немножко полетать – кладут на землю оружие из тайного хранилища и снимают разгрузки, при них остаются лишь крохотные шипометы, не способные убить и муху. Нельзя вредить беглецу, пока он не сообщил, где находится Главный Активатор, никак нельзя, можно разве что легко – легонечко! – ранить. Тайгеры и рептилусы вешают свои смертоубийственные штуковины на плечи, закрепляют на спинах, предплечьях и на бедрах, чтобы не мешали, если понадобится преследовать беглеца пешим порядком, и чтобы были всегда под рукой. Последние глотки из гидраторов. Мазарид тоже вливает в себя живительной прохладной влаги. Напряженные лица. Прищуренные глаза. Начали!
Вскинув автомат – стальной приклад приятно упирается в полосатое плечо, – майор всаживает очередь в голову птера, точнее – в оболочку, служащую прикрытием беглецу. Пугая пиявок, с шипением плюхаются в болотную жижу горячие гильзы. Отлично работает оружие древних – от жвал птера остаются одни лишь воспоминания. Тотчас, проломившись через камыш, Мазарид прыгает вперед. И тут же хитиновый панцирь подбрасывает вверх и в сторону, только суставчатые лапы дергаются в воздухе, разгоняя комаров. Панцирь еще не успевает упасть в хлябь, а Шершень уже расправляет крылья. Однако ястребки из взвода Мазарида взлетели, как только командир коснулся спускового крючка. Их было девять, правда, почти сразу стало восемь, потому что в одного угодил злополучный панцирь, острой кромкой мгновенно отделив лупоглазую голову от тельца. Кстати, что до острых кромок, то у Шершня крылья заточены как у всякого диверсанта, и пользоваться он ими умеет – еще одно обезглавленное тело кренится, чтобы через миг свалиться в топь, и это еще до того, как панцирь птера плюхается в болото, забрызгивая все вокруг жидкой грязью вперемешку с ряской. И вот только теперь аист соображает, что пора валить отсюда поживее – настолько быстро все происходит.