Если он что-то и хотел, так только меня убить. Мельком взглянув на него, как-то сразу это поняла и ложку в сторону отбросила. Бежать надо мне, бежать быстрее куда-нибудь… А получалось только медленно отползать…
— Вы мне чуть зубы не повыбивали, — прижав ко рту ладонь, прорычал он.
— Сами виноваты! — выкрикнула я, подтягивая к себе подушку. — Не надо было заставлять угрозами! Вы от одной ложки чуть в мир иной не отправились, а я должна была всю тарелку съесть?!
— Вы у меня сейчас всю кастрюлю съедите! — рыкнул он и бросился ко мне.
С диким визгом вскочила на ноги прямо на кровати и замахнулась единственным оружием — подушкой.
— Вы говорили — вы приличный! — со всего размаху ударила его ей по лицу.
— Вы говорили — уравновешенный! — второй удар с другой стороны.
— Вы говорили — не сделаете ничего плохого! — третий удар.
Подушку из рук вырвали с шипением:
— Убью лучше!
Как это убьет? Меня?
Умирать я не собиралась. Я еще молода и красива, мне еще жить и жить! И не важно, что василиск так не считает. Пришлось прибегнуть к крайним мерам. Бабушка учила, что шок — лучшее лекарство от ярости.
— Не убивайте, я вас люблю!
С этим отчаянным визгом я с кровати прыгнула прямо на него, повиснув на его шее, и звонко поцеловала куда попало. Попала в нос. Декан от неожиданности пошатнулся, подушку из рук выпустил, а я еще ногами его обвила, чтобы не упасть. Срам, конечно, в одной рубашке на мужчине висеть, но зато он про убийство и думать забыл. И, кажется, дышать даже перестал.
— Чокнутая! — крикнул он после минутного ступора и начал меня от себя отдирать. — Бешеная!
Я отдиралась от него плохо, потому что держалась крепко. На нем даже рубашка где-то треснула, судя по характерному звуку.
— Ненормальная!
Пусть ненормальная, зато цеплючая. Он, пока пытался меня от себя отцепить, столько слов новых произнес…
Наконец разжал мои руки, схватил за талию, размахнулся и швырнул меня в кровать. Я мягко приземлилась и испуганно замерла, не сводя с него взгляд. Неужели все-таки убьет?
— Да, чтоб я еще раз… Да, чтоб… — он тяжело дышал и, видимо, слов подходящих и цензурных не находил. Да и выглядел он не лучшим образом: на рубашке пятно от бульона, капнувшего с ложки при дегустации, короткий рукав по шву порвался, пара пуговиц тоже отлетело, сам взъерошенный, в красных пятнах. Жуть, короче!
— Ведьма! — зло бросил мне напоследок, словно оскорбление, и вышел вон, громко хлопнув дверью. А потом там еще чем-то хлопнул. И звякнул. И уронил, что ли, что-то тяжелое.