Окно второго этажа распахнулось, картинно красивый длинноволосый мужчина с мегафоном в руке выглянул наружу.
– Я не прошу у вас многого! Просто задумайтесь – кому мешает, что ребенок растет в семье? Кому мешает, что мать и отец воспитали сына по своему образу и подобию, вложили душу в дитя? Зачем стричь всех под одну гребенку, одинаково одеваться, делать одни и те же прививки, заставлять читать одни и те же книги?
…Узколобый фанатик! Он никогда не слышал об индивидуальных программах для каждого первоклассника, о школьном портфолио, системе профессиональных тестов и оценках экспертов. Такие невежды, как он, когда-то сожгли Бруно и отравили Корчака газом.
Я почувствовал, что переполняюсь гневом, – точно так же, как двадцать лет назад, закипел яростью, увидав окружившие лицей «сцепки». Умница Мишель положил мне на плечо руку:
– Не горячись, Гор! Кулаками тут не поможешь.
Прекрасно поставленный, сильный голос заполнил пространство площади.
– Истинно говорю вам, кто совратит одного из малых сих – никогда не войдет в царствие небесное! Бог послал нам свободу выбора для нас и наших близких. Мы живем в свободной стране и можем распорядиться своей свободой, выбрать ту жизнь, которая нас устраивает. Руки прочь от наших детей!
Нестройный хор подхватил «Руки прочь от наших детей». Не хватало только Джихангира.
– Прости им, ибо не ведают, что творят! Игорь, эти люди напуганы, их злость происходит от страха и косности. Тебе ли их не понимать?
Я обернулся. Г. А. почти не изменился, так же легко улыбается, поблескивает глазами, разминает в задумчивости короткие пальцы. Но похудел сильно, морщины исчертили лицо, набрякли веки. Почти старик. Сердце кольнуло жалостью, я постарался улыбнуться в ответ, но не смог.
– У них дети. Много детей. А если кто-то из безумцев подожжет шнур – или что там за адская машина запрятана?
Мягкое сомнение, едва заметное движение подбородка.
– Не будь ребенком, откуда у них бомба? «Неедяки» никогда не применяют насилие к людям, сектанты тоже мирный народец. Они всего лишь привлекают к себе внимание, пробуют быть услышанными. Как Христос хотел проповедовать с креста – и ошибся.
– Этот вон соловьем разливается, проповедничек!
– У него нет другого оружия. Игорь… – Г. А. замялся, неловко переступил с ноги на ногу. – Ты сейчас большой человек, Игорь, чиновником стал, руководителем. А я – простой педагог в интернате для безнадежно больных. Помоги мне пройти в здание. Там… там тоже мои ученики. я сумею убедить их отпустить детей и самим выйти наружу.
– Да, конечно!
Я согласился прежде, чем подумал. Сработала память детства – Г. А. всегда мог решать проблемы. И сейчас, чем черт не шутит, сумеет убедить ополоумевших «неедяк». А обидеть его не обидят – я вспомнил трясущегося «хомбре» и разгром лаборатории.