Может быть, поэтому усадьба, подаренная ей мужем, казалась чужой и колючей, как сварливый несговорчивый собеседник? Может быть, если бы Даша осталась в своем родовом поместье, она бы не переживала разлуку с мужем так болезненно? Она скучала по родному дому, а эта усадьба была для нее как не по мерке скроенное платье, стесняла дыхание, словно тугой корсет. И только выбравшись в деревню, Даша могла дышать полной грудью. Что-то было в этом барском доме не так. Каждый вечер, когда Дарья ложилась в кровать, ею овладевало чувство страха и паники, будто в каждом темном углу спальни притаилось по огромному пауку в ожидании, когда она уснет. И тогда они накинутся на нее, оплетут паутиной, из которой ей будет уже не выбраться, удушат, выпьют из нее все соки. Частенько Дашу мучили кошмары, которые поутру вспоминались смутно. Ей снилось что-то темное, надвигающееся из глубины пустых комнат, слышались таинственные шорохи, а то и стоны. В одну ночь молодая женщина проснулась от ясного крика о помощи и, взяв ночной фонарь, вышла из спальни. Но не дошла она и до середины извилистого коридора, как ею овладел страх, льдом сковавший ее по рукам и ногам. Дарья задрожала и едва не выронила из окоченевших пальцев фонарь. К счастью, нянюшка спала чутким сном и услышала ее шаги. «Что случилось, милая? Уж не заболела ли ты?» – встревожилась, выйдя в коридор, старая Матрена. Даша не сразу смогла разомкнуть губы, чтобы рассказать об услышанном ею зове о помощи. «Да тебе приснилось, деточка. Никто не кричал. Я бы уж услышала, ведь сплю чутко, как дикий зверь. Тебе ли не знать?» – ответила нянюшка и проводила напуганную, взмокшую от пота свою воспитанницу обратно в кровать. Даша попросила зажечь в ее комнате свет и оставить его до утра.
Супруг ее, Андрей Алексеич, во время приездов был молчалив и нелюдим. В столице это был другой человек, а сюда являлась лишь его тень. Едва он переступал порог дома, как тут же мрачнел, некое тяжелое воспоминание стирало с его губ улыбку. Вот вроде бы только что, гуляя вместе с Дашей по окрестностям, был весел и разговорчив, но, едва переступив порог, менялся в лице и замыкался. Что с ним происходило? Может, его тревожили мысли о первой жене, Ольге? В одну из прогулок Даша, набравшись храбрости, завела о ней разговор. «Скажите, мой друг… Я ведь на нее похожа?» – спросила Дарья, и ее сердце замерло в ожидании ответа. Что, если женился на ней Андрей Алексеич лишь потому, что она напоминала ему первую жену? Генерал задержал на ней долгий взгляд, и эти мгновения показались Дарье мучительными. «Ну что вы, моя дорогая! Вы совершенно на нее не похожи!» – ответил он. И из груди молодой женщины невольно вырвался вздох облегчения. «Я женился на вас, потому что полюбил», – добавил Седов и подергал себя за ус. Красноречием он не отличался, пылких писем никогда не писал. Дарью, особу не столько романтичную, сколько практичную, комплименты занимали мало, и представить себе немолодого генерала, признающегося ей, как юнец, в горячих чувствах, она могла с трудом. Потому его фраза: «Я женился на вас, потому что полюбил», – показалась ей весомей и значительней любых длинных речей и объяснений. Ей хотелось задать ему еще вопросы, касающиеся покойной Ольги Владимировны, но Андрей Алексеич решительно перевел разговор на другую тему.