— Ты выдрался из Буффало, а Айрин осталась, — сказала я. — Понятно, что она злится. Может, ты не пошел с нею на выпускной бал, или как там у вас называется вечеринка по случаю окончания неполной средней школы.
— Ты вообще-то на чьей стороне? — возмутился Гарри, и с этого началась наша перебранка. Конечно, я была на его стороне. Но женщины всегда делают ошибку, принимаются объяснять неприятности, утешать и успокаивать, думая, что так они смягчат боль удара, тогда как надо просто-напросто присоединиться к мужскому негодованию, подпевать и поддакивать.
Это был наш первый скандал, и он нас обоих так вымотал, что мы притащились домой, и неожиданно нам так хорошо было в постели, что это уже больше походило на любовь, чем на страсть. По-моему, даже Гарри был изумлен. И как всегда, когда я уже хотела только одного — спать, позвонила Фелисити. У нее такой дар. Как всем женщинам в любом возрасте, ей хотелось поговорить о своем новом романе — не важно, есть ли желающие слушать, — немедленно, во что бы то ни стало, прямо сейчас, не откладывая до моего приезда. У меня уже был куплен билет. Я улетала в субботу. А сегодня четверг. Все это я ей объяснила.
— А до той поры, если ты не собираешься за него замуж, — сказала я, — и не начала ссужать ему деньги и если тебя не смущает положение подружки игрока, я думаю, ничего непоправимого с тобой не успеет случиться.
— Он уже попросил меня стать его женой, — ответила она. — Я пока медлю с ответом. Не хочу слишком быстро соглашаться.
Я встревожилась, но показывать это было бы неразумно.
— Играющая подружка — это одно, а жена игрока — совсем другое. Тощища. И совершенно не в твоем духе, Фелисити.
— Ты и понятия не имеешь, что в моем духе, а что не в моем, — отозвалась она. — Когда я была совсем молоденькая, со мной происходили такие вещи, о которых ты ничего не знаешь.
— Я много чего знаю, — заспорила я. И тут же, от усталости и не подумав, брякнула глупость: — Знаю про Лоис и Антона. И сколько тебе всего пришлось пережить, бедняжка Фелисити.
Наступило молчание. Потом телефон разъединился. Я в ужасе набрала ее номер. Хорошо хоть, она ответила.
— Послушай, — сказала я. — Я буду у вас через пару дней. И тогда мы толком поговорим, ладно? По телефону это невозможно.
— Как ты смеешь, — набросилась на меня Фелисити, — копаться в моей жизни! Зачем только я родила Эйнджел! И зачем Эйнджел родила тебя! Я не желаю тебя видеть, не желаю, чтобы ты приезжала. Единственное, чего я хочу, — это чтобы меня оставили в покое и чтобы можно было начать заново.
Это был двойной удар под дых. Я скрючилась, как от боли.