Когда Дон-Кихот дошел до этого места своего трогательного монолога, хозяйская дочь шепотом позвала его и затем сказала ему:
– Мой добрый господин, будьте любезны, приблизьтесь, пожалуйста, сюда.
На эти слова Дон-Кихот повернул свою голову и при свете луны, сиявшей в то время во всем своем блеске, увидал, что его зовут к слуховому окошку, показавшемуся ему настоящим окном, и даже с золотыми решетками, которые должен был иметь такой богатый замок, каким показался ему постоялый двор; в то же мгновение в его безумном воображении родилась уверенность, что прелестная девица, дочь госпожи этого замка, мучимая и побежденная любовью к нему, явилась, как и в прошлый раз, соблазнять и прельщать его. С этой мыслью, чтобы не показаться неблагодарным и невежливым, он двинул Россинанта и подъехал к слуховому окошку. Увидав обеих молодых девиц, он сказал:
– Я искренно сожалею о том, очаровательные дамы, что вы направили свои любовные помыслы туда, где они не могут найти ответа, достойного вашей прелести, но не вините за это несчастного странствующего рыцаря поставленного любовью в невозможность сложить оружие перед кем-либо другим, кроме той, которую он сделал постоянной госпожой своей души, как только его глаза ее увидали. Простите же мне, любезные девицы, и войдите в ваши покои, не обнаруживая передо мною ясно ваших желаний, чтобы я не показался вам еще более неблагодарным; если любовь ко мне открывает вам во мне что-нибудь такое, в чем я могу вас удовлетворить, кроме, конечно, самой любви, то требуйте этого от меня; и я клянусь этой милой мучительницей, разлуку с которой я оплакиваю, исполнить ваше желание немедленно же, хотя бы вы потребовали пучок волос Медузы, состоявших из одних змей, или солнечных лучей, закупоренных в склянке.
– Ни того, ни другого не требуется моей госпоже, господин рыцарь, – сказала Мариторна.
– А чего же ей требуется, скромная дуэнья? – спросил Дон-Кихот.
– Только одну вашу прекрасную руку, – ответила Мариторна, – чтобы она могла удовлетворить страшное желание, которое с опасностью для ее чести привело ее к этому слуховому окошку; если об этом узнает господин, ее отец, то он из нее сделает рубленое мясо, так что от всей ее особы самым большим куском останется ухо.
– Это еще посмотрим, – возразил Дон-Кихот, – пусть он побережется, если он не хочет, чтобы его постиг самый злополучный конец, какой только постигал какого-либо отца на свете за то, что он поднял руку на нежные члены его влюбленной дочери.
Мариторна знала наверное, что Дон-Кихот даст руку, когда у него попросят, потому, подумав немного, что ей делать, побежала от окошка и спустилась в конюшню; там она взяла недоуздок с осла Санчо и затем поспешно влезла на сеновал в ту минуту, когда Дон-Кихот встал на седло Россинанта, чтобы достать решетчатое окно, где по его предположению была девица с раненым сердцем. Протягивая ей руку, он сказал: