Стрелки св. Германдады, ничего не понявшие из разглагольствований Дон-Кихота и порядочно помятые дон-Фернандом, Карденио и их спутниками, не хотели, однако, успокоиться. Цирюльник был не прочь помириться, так как во время сражения ему вместе с вьюком изорвали в клочья и бороду. Санчо, как добрый слуга, повиновался первому слову своего господина. Четверо слуг дон-Луиса тоже успокоились, увидав, как мало пользы получат они от драки; только один хозяин продолжал стоять на своем, что нужно непременно наказать безобразия этого сумасшедшего, который на каждом шагу перевертывает весь дом вверх дном. В конце концов, шум на некоторое время прекратился и до самого дня страшного суда вьюк остался седлом, цирюльничий таз – шлемом и постоялый двор – замком в воображении Дон-Кихота.
Когда, стараниями аудитора и священника, спокойствие было восстановлено и мир заключен, слуги дон-Луиса снова вспомнили о своем поручении и хотели сейчас же увести их господина, в то время, как он препирался с ними, аудитор советовался с дон-Фернандом, Карденио и священником относительно того, какое решение ему принять в таких обстоятельствах; перед этим он рассказал им о признании, сделанном ему дон-Луисом. Под конец совещании решили, что дон-Фернанд объявит слугам дон-Луиса, кто он такой и скажет им, что он берет молодого человека с собой в Андалузию, где его брат примет последнего, как он того заслуживает; иного ничего нельзя было сделать, так как было очевидно, что дон-Луис скорей допустит зарубить себя в куски, чем сейчас же возвратится к своему отцу. Узнав как дон-Фернанда и решение дон-Луиса, четверо слуг согласились, чтобы трое из них отправились к его отцу рассказать о происшедшем, а четвертый останется для услуг дон-Луису и не выпустит его из виду, пока не возвратятся остальные и не будет известно распоряжение отца.
Так властью Аграманта и мудростью короля Собрина утишились великие распри. Но когда дьявол, враг согласия и противник мира, увидал себя побежденным и посрамленным, когда он убедился, как мало пользы извлек он, заведя всех в этот безвыходный лабиринт, он решился снова попытать счастье, возжегши новые смуты и раздоры.
Узнав, с какими знатными людьми они дрались, стрелки поспешили уйти из сумятицы, понявши, что им опять достанется, что там ни случись; но один из них, тот, которого дон-Фернанд так здорово помял своими пятками, вспомнил, что между прочими имеющимися у него приказали об арестовании преступников есть один приказ на Дон-Кихота, которого св. Германдада повелевала задержать за освобождение каторжников, чего вполне основательно опасался Санчо. Пораженный этой мыслью, стрелок решил проверить, соответствуют ли приметы, описанные в приказе, приметам Дон-Кихота. Он вытащил из-за пазухи пергаментный сверток, нашел нужную ему бумагу, и, будучи неважным грамотеем, начал читать ее по складам, при каждом разобранном им слове вскидывая глазами на Дон-Кихота и сравнивая приметы упоминаемые в приказе с приметами лица рыцаря. Скоро он окончательно убедился, что это был тот, кого описывал приказ. Уверившись в справедливости своей догадки, он левой рукой сжал свой пергаментный сверток, а правой рукой так крепко схватил Дон-Кихота за ворот, что тот едва мог вздохнуть.