Она тратит чуть ли не целую минуту, кружа и маневрируя по залу, пока наконец не находит в себе силы нанести каждому из 'мелких' по одному точному удару по шее, и лишь затем оседает, сильно упираясь спиной в ребра батареи.
Но боли она не уже чувствует - ее мозг и чувства заняты совсем иным. Хотя вряд ли это 'иное' можно назвать даже мыслями. Скорее это что среднее между медитацией, тяжелыми родами и решением уравнения со многими неизвестными.
Когда-то старый знакомый и пациент ее отца рассказывал им с братом об авиакатастрофе, в которой ему довелось побывать и повезло почти не пострадать, - физически не пострадать, - так будет точнее. Оказывается, после того как самолет сваливается в штопор и начинает стремительно приближаться к земле - пассажиры вовсе не кричат. Острое понимание приближающейся смерти, ее неотвратимость, предметность и явственность, - все это парализует людей. Они сидят, вжавшись в кресла, и с ужасом, помноженным на тупую обреченность, смотрят на приближающуюся поверхность. Так, по крайне мере было в их самолете. Осознание того, что смерть - вот она, так близко, и с каждой микросекундой - все ближе и ближе, парализует человека. И только когда становятся видны барашки волн на воде, детали кораблика и фигурки внизу, все они, пассажиры гибнущего самолета, как по команде начинают кричать, закрывать лицо руками и делать что угодно, словно посылая месседж в вечность: я кричу, я борюсь, и, следовательно - я еще живу. Геннадию Николаевичу, которого отец консультировал по поводу ночных кошмаров, вызванных той катастрофой, повезло. Он оказался одним из немногих кто остался в живых после падения, и смог найти в себе силы продержаться до прибытия помощи. От него она и услышала эти откровения бывшего смертника.
Примерно тоже состояние обреченности падающего пассажира испытывала и она три этих последних дня, старт которым дал папин ночной звонок. Тогда отец и сам толком ничего не знал и не понимал, в слухи, распускаемые съехавшим с катушек москвичом Дегтяревым не верил, но на всякий случай просил быть поосторожнее, потому как был все-таки очень умным человеком и умел держать нос по-ветру. Это была последняя ночь, когда она выспалась, и их предпоследний разговор с отцом .
А потом началось... Интернет, панические звонки знакомых, коллег, сюжеты по ТВ - быстро, просто и доходчиво объяснили, что все они - пассажиры самолета свалившегося в штопор. И смерть - вот она, на экране старенькой "Тошибы", на мониторе двух компьютеров, - смотрит на нее, кричит дурным голосом насмерть испуганного человека из телефона, становится все ближе и явственнее. И ничего нельзя сделать. Совсем ничего! Земля приближалась, ее самолет свалился штопор, а она в оцеплении смотрит в иллюминатор, и ничего нет в ее душе кроме тупого ужаса, страха и обреченности. Кто-то из персонала бежал в город спасать родных и не возвращался, кто-то уходил в сторону шоссе - просто уходил, дезертировал по-сути дела. Ну а она, и еще с десяток взрослых в этом маленьком мирке просто обреченно чего-то ждали и продолжали работать, или, правильнее сказать, дорабатывать.