Но очень скоро Маттерс вернулся к реальности. Если у каждого человека есть свои тайны, то большинству людей ни стыдиться их незачем, ни считать слишком серьезными. Они никому не наносят вреда, не так, как в его случае…
Я никому не делаю зла!
Он закрыл глаза и, желая успокоиться, стал размеренно вдыхать носом, а выдыхать ртом. Чтобы создать пустоту внутри себя. Если так пойдет и дальше, это вызовет подозрения. На него начнут смотреть с недоверием, а потом станут рыться в его палатке, да и в его жизни. И могут докопаться.
Его сердце стало биться сильней. Дышать, я должен сосредоточиться на дыхании и больше не думать обо всем этом.
Он стал думать о ране на плече. Когда они бежали по лесу, рана открылась, и ему пришлось сменить повязку в медпункте, куда он сопроводил умирающего. Клиффорд Харрис умер почти у него на глазах. В то время, пока Энн Доусон меняла бинты и мучила его вопросами о том, что же они обнаружили. Она ему не нравилась. В ней было что-то вызывающее. Маттерс безуспешно попытался определить то, что ему в ней претило. Маттерс на мгновение сдержал раздражение.
И тем не менее оно постоянно рыскало где-то рядом с его спокойствием, как акула в ожидании своей жертвы.
Он встал и склонился над своим личным ящиком, запертым на замок. Ему не хотелось погружаться в свои влечения, он должен был действовать сейчас, пока еще был на это способен. В противном случае он вышел бы сегодня ночью из своей палатки, еще раз наплевав на все запреты. Он еще раз унизил бы себя ради нескольких минут удовольствия. И его схватили бы, если бы он не удвоил меры предосторожности. Он должен был держать себя в руках. Скоро все изменится к лучшему.
«Он уже был испорчен жизнью. Вся мерзость мира, так или иначе, уже испортила его больше, чем других, и теперь слишком поздно».
Нет, еще не поздно!
Почему эти слова лейтенанта соответствовали ему с той же точностью, что и убийце?
Его глаза наполнились влагой.
Нет, никого нельзя считать неисправимым! Это фашистский лозунг! Даже самый мерзкий из преступников может выпутаться, — повторял молодой сержант. — Все могут выбраться из своей ситуации. И здесь нет никакой фатальности! Даже я…
Маттерс стал рыться в своем ящике. Слезы слепили его, стекая струйками по щекам.
Даже я!
Дождь начался с раннего утра. Тяжелые и холодные капли коварно стекали по шее под одежду, вызывая дрожь. Пейзаж размылся и погрузился в серый туман, окрасивший яркое небо в свинцовый цвет.
Энн добралась до лагеря ВП в половине девятого, с сумкой на плече, вымокшая и продрогшая. Везде было пусто, виднелись только прямоугольники утоптанной и высохшей травы там, где стояли палатки. Она нашла Фила Конрада и Ангуса Донована, загружавших остатки снаряжения в джип.