Звяканье мелочи вернуло меня в реальность. В которой все было гораздо прозаичнее: сперва меня угораздило схватить очередную ангину и маме пришлось брать больничный лист. Сидеть дома с мамой хорошо, вот только денег за это почти не платят. Потом настала очередь мамы идти в отпуск, из-за больничного листа отпускных насчитали мало, нужно было "как-то тянуть до получки"...
Не дотянули. До дня выдачи зарплаты было восемь дней. Прожить вдвоем восемь дней на семьдесят четыре копейки было совершенно невозможно. А ведь еще и на дорогу до работы деньги нужны...
Мама в очередной раз вздохнула и решительно сгребла мелочь в кошелек.
– Сежка, а что мы с тобой киснем? Лето на дворе, жара. На пляже мужики загорают и пиво пьют. Бутылки чуть не на каждом шагу валяются. А каждая бутылка это двенадцать копеек. Соберем бутылки, сдадим – вот и перезимуем!
От неожиданности я выронил журнал. Лазать по помойкам и собирать бутылки – что может быть позорнее? А если кто из знакомых увидит? Потом во двор не выйти будет, задразнят! Стыдоба!
– Ничего стыдного! Если бы на земле деньги валялись, ты бы постыдился их подобрать? Вот то-то. А бутылки те же самые деньги. Которые нам сейчас очень нужны. Я остатний чай утром заварила, больше заварки нет. А купить не на что, пачка семьдесят шесть копеек стоит. Так что нечего тут рассусоливать, бери вон авоськи и пошли.
– Я-а? – Возмущению моему не было предела. – Мне-то с тобой зачем идти?
– Поможешь. Заодно и воздухом свежим подышишь, а то целыми днями дома сидишь, вон зеленый весь...
Возражать было бессмысленно: если уж мама какую мысль себе в голову вбила, то переубедить ее невозможно. Злой на весь белый свет, я сунул в карман старых школьных брюк две сетки-"авоськи" и поплелся вслед за мамой.
Лето восьмидесятого года выдалось жарким. Раскаленный воздух плыл над асфальтом, Ленинград буквально плавился на солнце. Даже красный флаг над Смольным бессильно обмяк, обвис шелковой тряпицей на флагштоке.
Всего в пяти минутах ходьбы от Смольного собора находился Орловский пляж. Когда-то, еще до революции, на этом месте была пристань и дровяная биржа. Потом дрова стали не нужны, пристань снесли и получился пляж, на котором спасались от жары ленинградцы.
Я этот пляж не любил. Впрочем, я вообще на пляжи не ходил. Не понимал, и до сих пор не понимаю: что за удовольствие часами жариться на солнцепеке и плавать в мутной жиже Невы? Кроме того, Орловский пляж раздражал своей неустроенностью, теснотой и какой-то некрасивостью. Вот пляж Петропавловской крепости – та же мутная Нева, скопление народа, но зато как красиво! За рекой Зимний дворец, справа стрелка Васильевского острова, позади крепость... А тут что? Позади стоянка поливальных машин, за рекой дурацкая коробка с громадными буквами "ЛМЗ", слева забор водонапорной станции. В некошеной траве запросто можно напороться на осколок бутылки или острый камень. Чего люди сюда ходят?