Я оставила распоряжения, чтобы меня похоронили в Рокс-Крэге. Не здесь. Здесь я упокоиться не могу.
Э. Монмут
О событиях двух последующих дней вряд ли интересно было бы рассказывать. От горничной я узнал, что предварительные приготовления относительно похорон уже сделаны — они должны были состояться в ближайшем небольшом городке после отпевания, — и я поспешно подтвердил все, не желая ни вмешиваться, ни предлагать никаких собственных альтернативных планов.
Я возвратился в гостиницу в Ро-Маклерби в тот же день. Там мне, похоже, нечего было делать, и я чувствовал себя странно выдохшимся и подавленным. Я унаследовал Киттискар, мое родовое имение. У меня были некие смутные детские воспоминания о посещении дома и о том, что я бывал в деревне и здешних местах, по-видимому, с некоей старой женщиной, которая присматривала за мной. Никто, казалось, меня не помнит и мной не интересуется, я не имел вообще никакой информации ни о моих родителях, ни о других близких родственниках и не знал ничего о том, что с ними произошло, и внезапно, лежа в полной апатии на гостиничной кровати, я почувствовал себя так, как если бы я в волнении следовал неким путем, преодолевая огромные трудности, вперед и вперед — для того лишь, чтобы наткнуться на глухую стену. Ничего.
«И это все?» — спросил я. Очевидно, это было все.
Похоже было, что все, что со мной случилось, все странные и страшные происшествия, все, что я видел и слышал, было результатом либо совпадения событий, никакого отношения ко мне не имеющих, с которыми я столкнулся лишь по чистой случайности, либо же следствием перевозбужденного, расстроенного воображения. Повышенная восприимчивость, вызванная болезнью, перенапряжением и новизной обстановки из-за переезда в другую страну, завершением старой привычной жизни и резким началом новой.
Я испытывал разочарование и, возможно, еще и некоторое облегчение. Все объяснялось совершенно обыденно — или не объяснялось никак; в моем прошлом не было тайны, мое будущее обещало быть тоскливым и однообразным. Да будет так.
Отпевание мисс Монмут проходило скромно, в опрятной, ухоженной маленькой церкви. Людей собралось чуть больше, чем я ожидал, и, заметив, что в церкви меня избегают, я прошел вперед и сел там в одиночестве, у могилы я тоже стоял отдельно от всех и ловил на себе бросаемые украдкой взгляды. Однако это вряд ли можно было счесть удивительным — в сплоченном, несколько изолированном сообществе я был вызывающим любопытство чужаком, к которому относились с настороженной любезностью и уважением как к главному скорбящему и единственному живому родственнику покойной.