Священник подскочил к Михаэлю, подхватил за плечи и развернул его лицо к свету. Увидел крепко сжатые синюшные губы, застывшую маску вместо лица, закатившиеся глаза. Михаэль мучительно стонал, держась рукой за сердце.
Постепенно судороги, сотрясающие его тело, пошли на убыль. Он затих в руках Иоахима и обмяк. Святой отец испуганно дотронулся до его горла, чтобы прослушать пульс, и закричал.
Сердце Михаэля не билось.
Иоахим опустил безжизненное тело на пол, потом, опомнившись, начал неистово молиться за душу новопреставленного.
— Святой отец, не рановато ли вы меня хороните? — раздался из темноты голос пришедшего в себя Михаэля. Молодой человек с усилием поднялся, отряхивая запылившиеся полы камзола. Его глаза сверкнули оттенком античного золота на бледном лице.
Изумленный Иоахим потерял на миг дар речи. Лишь его руки продолжали совершать крестные знамения, а губы — шептать слова молитвы:
— Упаси нас от зла… помоги и избавь нас от злого очарования, творимого нечестивыми, в пагубу нам. Освободи нас от омрачения страстями, из сетей похоти извлеки, огради нас от коварства злых людей и отгони от нас ненавидящего добро, удовлевающего нас диавола, чтобы в мире, покое и тишине прожить нам остаток жизни нашей, благодаря ежедневно Господа Бога. Аминь.
Михаэль снисходительно улыбнулся. Телодвижения глупого священника, его бесполезные слова вызывали в нем раздражение. Но он смог его подавить.
Утро воскресенья выдалось на редкость ясным и морозным. Бескрайнее небо раскинулось над Фрайбургом лазурным покровом. К центральной площади с рассветом стали стягиваться жители города и ближайших окрестностей, чтобы присутствовать на казни знаменитой шварвальдской ведьмы.
Напротив здания суда установили ствол свежеспиленной лиственницы. Предвкушая долгожданное развлечение, стражники обложили его охапками хвороста.
Ближе к полудню на месте казни яблоку было негде упасть. Заполнивший площадь народ возбужденно жужжал, пересказывал по нескольку раз сплетни вчерашнего дня о вынесении приговора чернокнижнице, которая покинула зал суда так и не раскаявшись в совершенных злодеяниях. Говорили, что глаза нечестивицы горели адовым пламенем, и стоило ей бросить взгляд на присутствующих в зале, как их охватывала трясучка, которая не проходила до самого вечера. Что же грозит несчастным сегодня, ежели она начнет напоследок колдовать? Чур нас, чур! Спаси и сохрани!
Стращая друг друга, пришедшие с раннего утра зеваки стояли, словно гвозди, на заледеневшей за ночь мостовой, отталкивая прибывающих вновь.
Регину привели на площадь после полудня. На мгновение над гудящим людским морем воцарилось гробовое молчание, в следующий момент сменившееся восторженными криками, оглушительным свистом, гнусными улюлюканьями и проклятиями. Глупцы подавляли свой необъяснимый страх перед женщиной, которая, гордо вскинув голову, твердой поступью прошествовала к месту казни. Обряженная в нелепый балахон грязно-желтого цвета, великая и ужасная ведьма смотрела сквозь толпу, не замечая ее. Ее прекрасное лицо было светло и спокойно. Темные глаза искрились на ярком полуденном солнце. Она не видела ничего вокруг себя, она давно вернулась в прошлое, где мужчина ее жизни подарил ей полнеба, где она любила и была любима, где они оба были свободны.