Еще больше безумного смеха.
— Не так? Все не так. Ты мертв, Алекс. Действительно мертв. Гроб был пустой не потому, что ты выжил, а потому что Хэйганы решили сжечь твое тело. Видимо, просто убить тебя было недостаточно. Я потеряла тебя, Чарли, в какой-то степени Джэйса и теперь, походу, рассудок.
— Ты думала, что я выжил?
Он провел пальцем по щеке, где должна была быть слеза.
— Просто... перестать. Я так не могу.
— Как?
— Вот так? — Я развела руки, указывая на безумное озеро снов. — Я не могу видеть тебя, касаться тебя, верить в тебя.
Последние слова превратились в неловкое хныканье. Я дала себе волю и зарылась лицом в ладони. Галлюцинация Алекса оставила меня одну во время моего демонстративного рыдания, пропитанной жалостью к себе самой. Когда я закончила, он стоял на берегу озера, с силой швыряя камешки в воду.
— Ты не замечала, — спросил он, — как трудно поступать правильно? Ты рассматриваешь все варианты, находишь самый отстойный, и как всегда, выясняется, что так ты и должен поступить.
— Если бы это было легко, все бы поступали правильно, — сказала я, обнимая его одной рукой и кладя голову на плечо. Если это глюк, я хотя бы должна получить удовольствие. — Так что это за отстойный вариант?
Он прижался своей головой к моей.
— То, о чем ты просишь. Оставить тебя одну, дать тебе двигаться дальше.
Я поняла, что это время принять решение. Продолжить жить ложью или разорвать с ним все связи.
— Я одна не справлюсь.
— Ты сильнее, чем думаешь.
— Знаешь, все так говорят, Алекс, но у каждого есть предел.
Он обхватил меня, прижимая ближе.
— Ты переживешь это. Должна пережить.
— Почему? — Как легко было бы сдаться.
— Потому что исполнить предначертанное судьбой будет очень трудно. Но только так ты поймешь, что это правильно.
Я продолжала жить как обычно. После просмотра очередного выпуска «Проекта Подиум»[12] Энджел решила научиться самостоятельно шить одежду, поэтому мы записались на парные курсы кройки и шитья в общественном центре. Она была рада добавить еще один пункт к списку «вещей, которые Скаут совершенно не способна делать самостоятельно». В обычной ситуации я бы возмутилась, когда у моей рубашки оказался один рукав и две шеи, но сейчас мне было совершенно все равно.
Единственное, что вырывало меня из бытового тумана — наши тренировки. Я доводила себя до изнеможения и заставляла остальных делать то же. Почти каждый вечер мы, покрытые в синяками и царапинами, без сил валились на кровать, но никто не жаловался.
Я научилась делать вид, что все нормально. В конце концов, Талли перестала каждый час спрашивать, в порядке ли я, и следить, не сделаю ли с собой чего. Пока было перед кем притворяться, я могла притворяться. Но когда я оставалась одна, маска нормальной девушки распадалась на части, и я вместе с ней. Иногда я с ужасом понимала, что в течение нескольких часов просто смотрела в стену, не думая ни о чем, кроме непреодолимого чувства горя и одиночества.