Почему я называю Л. эгоцентристкой? Да потому, что об этом говорит само построение ее письма. Смотрите, как однотипна логика ее обвинений:
«У меня нет больше сил…» А у него есть? Ему каково? Об этом в довольно длинном письме — ни слова. Просто не думала.
«Очень хотела ребенка, а он относился к этому равнодушно». Верим — хотела. Но он-то, наверное, тоже чего-то хотел! Опять — ни слова. Не думала.
Так написано все письмо. Можно подумать, в этой семье лишь один обладает монопольным правом хотеть, чувствовать, стремиться, требовать. Другой оценивается узко: насколько хорошо и своевременно он эти хотения и требования выполнял.
И, как апофеоз:
«Я не хочу иметь в своем доме…»
Так и пишет — не «в нашем доме», а «в своем». Видимо, имеет основания так считать.
Стоит ли после этого удивляться, что муж, уйдя на пятнадцать минут, приходит за полночь? В не свой дом возвращаться никто не торопится…
Тщетно искал я в письме хоть намек: сама-то Л. любит мужа? Любила хоть когда-нибудь?
«Мне нужен муж…»
Да, ей нужен муж. Но ему-то, наверно, нужна жена! Он ведь тоже искал чего-то в браке — не только возможность удовлетворять требования живущей рядом женщины…
Что делать: любовь — это два человека, два характера, два внутренних мира. Семья одна — но человека-то все равно два!
Увы, слишком часто мы с этим не считаемся. Достаточно терпимые в общении с соседями и сослуживцами, в семье становимся агрессивными и непримиримыми. Ну, представьте на минуту, что это не муж, а сосед нашей корреспондентки обожает подкидного «дурака». Конечно, не лучшее хобби, но пусть его играет! Пошли ему судьба козырного туза и полный отбой королей! Но в подкидного играет муж, и это решительно меняет дело. Ведь Л. семь лет помнит, как он однажды играл с братом. Вдумайтесь — семь лет!
А теперь попробуем понять позицию мужа. Подкидной — мелочь, чушь. Еще какая чушь! Но тем обиднее. Не жена, а домашний деспот. К тому же уступи — и окажешься подкаблучником в глазах родного брата…
В результате «дурак» оказывается пробой сил, поднимается на принципиальную высоту. Отступать нельзя! «Дурак» становится как бы знаменем, гордым символом освобождения. Уходя к соседям играть в подкидного, муж значителен и трагичен, как Галилей перед инквизицией. А все-таки она вертится!
Да, в такой обстановке — не до любви. Вслушайтесь в интонацию Л. — даже фраза о том, что муж ее любит, звучит раздраженно и идет как бы в развитие скандала: «Но попробуйте ему скажите, что он меня не любит!»
Любовь — маленькое, но сложно устроенное государство. Тут возможны всякие формы отношений. И демократия, и анархия, и просвещенный абсолютизм, и даже, к сожалению, деспотия. Но — при одном условии: если форма эта принята добровольно. Нет ничего печальней и безнадежней, чем долгая, изматывающая борьба за власть.