Человечество, по сути, глубоко провинциально: мы привыкли отсчитывать мир от своего Урюпинска или Крыжополя. Сейчас вот грезим инопланетянами, ждем гостей из далеких миров, очень серьезно обсуждаем проблему контакта — верней, Контакта с заглавной буквы. Научная фантастика идет просто косяком. И везде, хоть в книге, хоть в кино, проблема решается однотипно: вылезло из огромной тарелки симпатичное чудовище в скафандре, задало случившемуся поблизости почтальону дяде Васе вопрос на непонятном наречии, дядя Вася возразил по-нашенски, а затем в ранце инопланетянина что-то хрустнуло, пискнуло, хрюкнуло (компьютер заработал!), и гость тоже заговорил по-нашенски, да еще с приятным крыжопольским акцентом. И правильно: хочет Контакта — пусть выражается понятно. То есть как мы.
В общем-то, проблема встречи делегации в скафандрах меня волнует во вторую очередь. А в первую тревожит контакт — Контакт! — иной…
Если судить по периодической печати — а она довольно точно улавливает потребность читателя, — наиболее популярный круг тем связан нынче с молодежью. Статьи о металлистах и люберах, юных наркоманах и рокерах просто из рук рвут, а валютные проститутки занимают на страницах прессы место не менее почетное, чем в более спокойные времена передовые доярки. Молодежной модой телевидение приправляет скучноватые передачи, как жесткое мясо шашлычным соусом. Молодежный жаргон проникает в быт интеллектуалов: вечерами серьезные социологи спешат на тусовку, чтобы там за чашкой чая обсудить тусовки молодежи. Неологизм «неформал» прочно вошел в устную речь и быстро внедряется в письменную. Да и в моей почте было все больше писем с одним, по сути, вопросом: что нынче за молодежь, чего они хотят, почему такие? И — как с ними разговаривать?