— Годам к двадцати восьми, — говорил он, — сделаю карьеру. Не очень большую, но уже буду обеими ногами на эскалаторе. Дальше самому трудно, придется жениться.
— На ком?
— Пока не знаю. Уровень — примерно дочка замминистра.
— Тогда уж лучше министра, — возразил я без иронии, невольно втягиваясь в его ловушку.
— Нет, — отвечал он тоже без иронии, — на это не потяну.
— А потом?
Мечтателем он не был, поэтому равнодушно пожал плечами:
— Там посмотрим. Зарываться не буду, но свое возьму.
К двадцати семи он заведовал отделом в скучноватой, но вполне солидной журналистской конторе, ему подчинялось около десятка человек. Уже были наработаны ценные связи и имелись вполне конкретные перспективы. Были люди, взявшие его в команду, — он их поддерживал, они его тянули. Словом, все шло, как намечалось, и удивляло только одно: о своих достижениях Рафаэль рассказывал не с радостью, не с гордостью, а с вызовом. Вызов-то — чему?
Потом мы не виделись года четыре. А когда встретились, я его едва узнал. Куда девалась подтянутость, энергия, напор! Располнел, обрюзг, глаза — как захватанный стакан алкоголика…
И — устойчивый запах спиртного.
— Что случилось? — спрашиваю.
— Ничего.
Поговорили — и верно, ничего не случилось. Служба та же, ставка та же. Все то же, только инерция ушла.
— Но ты же собирался…
— А зачем?
— И на дочке замминистра?
— А зачем?
— Но ты же сам говорил: карьеру надо к тридцати пяти…
И снова в голосе озлобленность и вызов:
— А зачем?
…Сколько крепких мужиков, которым хватало и силы, и воли, сшибал с ног этот детский вопрос! А в самом деле — зачем?
Карьера? Но ведь это постоянная ответственность, труд, непрекращающаяся нервотрепка. А зачем? Во имя нелюбимой работы? Или нелюбимого человечества?
Деньги? А зачем? Чтобы тратить их на нелюбимых женщин?
Страшноватое это словечко.
А любящие таких вопросов никогда не задают.
Знакомая баскетболистка, чемпионка всех мыслимых соревнований, заслуженная и награжденная, как-то сказала мне:
— Так здорово, когда есть, для кого играть!
Мне кажется, алкоголиками и наркоманами становятся не жертвы несчастной любви, а как раз те, кто не умеет любить. К рюмке или к сигарете со зловещим зельем они тянутся не с горя, а от пустоты, чтобы хоть раз почувствовать то ощущение крылатости, которое любовь дает бесплатно и без ущерба для здоровья. К кому бы эта любовь ни была: к женщине, к детям, к родителям, к человечеству. Да хоть к собаке.
***
Разобраться в проблеме тем сложней, что сам предмет разговора очерчен неясно: поди разбери, где любовь, где не любовь. Недаром от нее под разными предлогами то и дело отлучают те или иные человеческие отношения.