Яков вспомнил кума с Красной Пресни, его хитрый аппарат с компьютером, «дипломат», в котором, по словам кума, самогоночка по пути на работу сама готовилась, и подумал, что там, в городе, с этим делом куда легче.
Яков вздыхал и, морщась, принимал ненавистное красное зелье.
За стаканом красного времечко легко короталось. А что еще мужику надо? Утром, придя с дежурства, заставал жену веселой и работящей. К его приходу Зойка все успевала — и кур, скотину накормить, и Любашу проводить в школу, и мужа встретить. И все с улыбкой, с ямочками на щеках.
«Красивая! — вздыхал про себя Яков. — Может, я и впрямь не так чего-то понимаю? Зло не в другом…»
То был Зойкин день рождения. По пути со склада Яшка прихватил на рынке охапку тюльпанов: «Все равно ж срезанные», — утешал себя, осторожно неся цветы под мышкой.
Подходя к дому, Яков услышал истошный свинячий визг и всполошное куриное кудахтанье. Значит, скотина не кормлена, куры до сих пор в курятнике заперты. В хате, на кухонном столе, обнаружил огрызок черствого пирога с рисом, спеченного Зойкой третьего дня, и недопитый компот в кружке. «Любаша, стало быть, сама в школу убегла».
Яков ополоснул кружку, смел со стола крошки. Пристроил тюльпаны в глиняный кувшин из-под молока, поставил на стол. Пошел во двор, задал корм скоту, курей на волю выпустил. Потом вернулся в дом, думая прикорнуть чуток, чтобы Зойку быстрее дождаться. Но сон словно пуганая ворона — рядом полетает, а сесть боится.
Поворочавшись час с лишним, Яков встал, снова вышел на волю. Весеннее солнце крепко греет — в огороде лук, редис вовсю прет. Ветра нет, куры от жары в песочные лунки закопались. Тишь и благодать! Только на душе скребет да голова трещит. Яков подошел к кадке, макнул вихры в теплую дождевую воду; боль в голове чуток притихла, но не совсем.
Вернулся в хату, придирчиво пересмотрел и перевернул вверх дном выставленные у печи бутылки из-под красной — пусто. Обнаружил несколько пузырьков с иностранными нашлепками. Когда это Зойка их притащила? С кем распивала импортные напитки? Красивые пузыри, ничего не скажешь — и впрямь рука не поднимается выбросить, пробовал хоть что-то из них выжать, черта с два — чисто подобрано.
Стал искать в Зойкиных тайниках — может, где припрятала? Но отыскал лишь пропавший нонешней зимой нож, самодельную финку, подаренную ему кумом в Москве. Яшка о потере сокрушался — нож был основательный, хоть на медведя с таким иди! «Зло не в другом — в тебе самом».
Сунул зачем-то нож в правый сапог, за голенище. Стал глядеть дальше. Но нужного не нашел. «Где ж взять-то? У Петровны? Но у ней, Зойка говорила, втридорога, а Яков лишь мятый рубль в жениных шкатулках обнаружил. А душа горит, хоть из кадки заливай… Куды ж Зойка запропастилась?»