— Можете выходить, его нет.
Низ разборной лестницы отъехал в сторону, и в отверстии в полу появилась покрытая паутиной курчавая голова Мизинца. На его разбитом лице, расписанном всеми цветами радуги — от темно-фиолетового до густо-желтого — застыло выражение полного идиотизма. Альбинос был настолько широк в плечах, что в люк не проходил, и, чтобы вылезти, ему пришлось просунуть сначала одну руку, а затем другую. В эти минуты он походил на какое-то пробудившееся от спячки доисторическое животное.
Затем из люка появились сначала двустволка, а следом, словно повиснув на ней, и сам Святой.
Мизинец развернул лестницу в прежнее положение и, подойдя к Святому, встал с ним рядом, как будто искал у него моральной поддержки.
Оба старались не смотреть Небесной в глаза.
— Невинные овечки! Люди с чистой совестью так себя не ведут, — не удержалась от колкого замечания она.
— Какой смысл на рожон-то лезть, — тупо отозвался Святой.
Небесная извлекла свои старинные часы с амулетом:
— Без четверти десять. А что, если мы, все втроем, съездим сейчас в порт проводить Гаса и Джинни?
Ее слова произвели эффект разорвавшейся бомбы.
У Святого внезапно разыгрался острый сердечный приступ: глаза закатились, слюнявый рот приоткрылся, наружу вывалился язык. Схватившись левой рукой за сердце, он, качаясь, зашаркал к своей койке, не выпуская при этом из правой руки двустволку.
В это же время у Мизинца начался эпилептический припадок. Он рухнул на пол и забился в конвульсиях. На руках и ногах судорожно вздувались и подергивались мышцы, на губах выступила пена.
Чтобы не попасть в живую мясорубку из разбросанных по полу громадных рук и ног. Небесная предусмотрительно выбралась из опасной зоны и спряталась за газовую плиту.
Мизинец уставился в одну точку, спина его напряглась, ноги судорожно вздрагивали, а руки, точно крылья взбесившейся мельницы, рассекали воздух.
Небесная с восхищением за ним наблюдала.
— Знай я, что ты такие кульбиты умеешь выделывать, ты бы уж давно мне в исцелениях помогал, — сказала она.
Увидев, что Мизинец сыграл лучше, чем он, Святой поднялся со своей койки, тараща глаза и судорожно двигая челюстью.
— Никогда бы не подумал, — с завистью пробормотал он себе под нос.
Небесная повернулась к нему:
— Ну, как твое сердце?
Святой отвел глаза.
— Сильно прихватило, — сказал он. — Бывает. Сейчас уже лучше.
Он решил, что теперь самое время улизнуть — пусть Мизинец старается за двоих.
— Пойду заведу машину, — сказал он. — Как бы не пришлось везти его к врачу.
— Давай, — сказала Небесная. — А я останусь при нем.