— Вы бы узнали его?
— В Гарлеме все ходят с ножами. Как их отличишь?
— Такие ножи в Гарлеме очень у немногих, — возразил Броди. — Это нож ручной работы, шеффилдской стали, сделанный в Англии. Его можно купить в Нью-Йорке лишь в одном месте — «Аберкромби и Фитч», Мэдисон-авеню. Он стоит двадцать долларов. Разве может обычный гарлемский бандит поехать в центр Нью-Йорка за импортным охотничьим ножом, выложить двадцатку и оставить его торчать в теле жертвы?
Лицо Аламены приобрело странный желтоватый оттенок, а в ее темных глазах появился страх.
— Почему бы нет? — прошептала она. — Как говорится, мы в свободной стране.
— Вы свободны, — отрезал Броди.
Они молча, не шелохнувшись, смотрели, как Аламена встала, оправила платье и странной напряженной походкой лунатика вышла из камеры.
Броди вынул из кармана трубку и пластиковый кисет. Он долго набивал ее, потом чиркнул кухонной спичкой о край стола и стал раскуривать трубку.
— Кто это полоснул ее по горлу? — спросил Броди сквозь клубы дыма, держа трубку во рту.
Гробовщик и Могильщик старались не смотреть друг другу в глаза. Вид у них внезапно сделался смущенный.
— Джонни, — наконец сказал Могильщик.
Броди напрягся, но тотчас же расслабился.
— Она подавала на него в суд?
— Нет, дело обставили как несчастный случай.
Стенографист перестал смотреть в свои бумаги и уставился на них.
— Она сказала, что он просто валял дурака. Шутил…
— Хорошие шутки, — заметил стенографист.
— Почему? — удивился Броди. — Почему он это сделал?
— Она слишком к нему прилепилась, — пояснил Могильщик. — Ему нравилась Дульси. А Аламена его не отпускала.
— Она все еще его не отпускает?
— Ну да. Он чуть не перерезал ей горло и теперь привязан к ней на всю жизнь.
— Странный способ привязать к себе человека.
— Наверное. Но это Гарлем. Здешние люди рады, что еще живут.
Затем вызвали Чинка.
Он заявил, что начал вечер с маленькой дружеской игры в покер у себя в квартире. В половине второго игра кончилась, и на поминки он приехал в два часа ночи. Он ушел без пяти четыре, ибо у него было назначено свидание с Куколкой в соседнем доме.
— Перед уходом вы не посмотрели на часы? — спросил Броди.
— Я сделал это в лифте.
— Где был преподобный Шорт, когда вы уходили?
— Преподобный? Черт, я не заметил. — Он немного помолчал, словно припоминая, потом сказал: — Кажется, стоял возле гроба, но я могу и ошибиться.
— Что происходило на улице, когда вы вышли?
— Да ничего. У бакалеи стоял цветной полицейский, охранял коробки и ящики. Может, он меня припомнит.
— С ним кто-нибудь был?
— Разве что призрак.