— Его мог взять и не Джонни, — сказала она.
— Вот именно. Но кто — Аламена? Не знаю, зачем ей могло это понадобиться. Может, она просто не хотела, чтобы Джонни его нашел. А может, чтобы иметь кое-что против меня.
— К вам еще ходит уборщица, — напомнила Мейми.
— Она тоже могла взять нож…
— На Аламену не похоже, — проговорила Мейми. — Ты мне скажи, детка, кто у вас убирает, и я заставлю ее вернуть нож…
Обе женщины обменялись испуганными взглядами.
— Нет, тетя Мейми, мы просто обманываем сами себя, — сказала Дульси. — Это сделал Джонни.
Мейми посмотрела на нее, и по ее дряблым морщинистым щекам покатились слезы.
— Детка, неужели Джонни мог убить Вэла? — спросила она. — Из-за чего?
— В том-то вся и штука. Я не знаю.
Дульси почти вся ушла под простыню, но и теперь она не могла заставить себя взглянуть Мейми в глаза. Она отвела взгляд.
— У него не было причин ненавидеть Вэла, — сказала она. — Джонни его любил.
— Скажи мне правду, детка.
— Если он что-то и узнал про Вэла, — прошептала Дульси, — то не от меня.
Пластинка кончилась, и Дульси снова ее поставила.
— Ты не просила у Джонни десять тысяч, чтобы избавиться от Вэла? — спросила Мейми.
— Господи, нет, конечно! — крикнула Дульси. — Эта шлюха нагло врет.
— Ты от меня ничего не скрываешь? — спросила Мейми.
— Я могу спросить то же самое у вас.
— То есть?
— Как мог Джонни что-то узнать, если вы ему ничего не говорили?
— Я правда ничего не говорила, — сказала Мейми. — И Большой Джон тоже. Он узнал об этом перед самой смертью — он просто не успел бы никому рассказать.
— Но кто-то же ему сообщил…
— Может, Чинк?.
— Нет. Чинк тоже не знал, — Сказала Дульси. — Чинку известно только про нож, потому он и хотел содрать с меня десять тысяч, сказал, что если он не получит денег, то все сообщит Джонни. — Дульси разразилась истерическим смехом. — Какая разница! Если Джонни узнает о том самом…
— Перестань смеяться, — крикнула Мейми и залепила ей пощечину. — Джонни его убьет, — добавила она.
— И на здоровье, — злобно отозвалась Дульси. — Если он не узнает о том самом, тогда все не так страшно.
— Но ведь должен быть какой-то выход, — сказала Мейми. — Неужели Господь не покажет нам свет? Убийством ничего не решишь…
— А вдруг он уже все знает? — пробормотала Дульси.
Снова кончилась пластинка, и снова Дульси поставила ее.
— Господи, неужели ты не можешь поставить что-нибудь другое? — простонала Мейми. — От этой песни мне делается не по себе.
— А мне она нравится, возразила Дульси. — Как раз по настроению.
Они сидели и слушали завывание певицы и раскаты грома за окном.