В небольших садиках в глубине дворов и сегодня можно было увидеть яблони в цвету. Под розовыми лучами утреннего солнца они выглядели сегодня уж не такими жалкими, поникшими, как вчера. Казалось, каждый листочек, каждая веточка трепещут от наслаждения, приветствуя солнце и разливаемое им тепло.
Девушки из заводского общежития, взявшись за руки, с песней шли посередине мостовой. В кудрях нарядчицы Шафики, шагавшей в центре, — за рыжие волосы молодежь прозвала ее пламенной Шафикой, — торчал белый цветок. «Ох, опалит еще, чего доброго, своим пламенем бедный цветочек, — улыбнулся себе в усы Погорельцев и, покачав головой, подумал: — Уж не из-за этой ли девушки вошел бес любви в Баламира?»
Дойдя до угла, Матвей Яковлевич остановился. Здесь уже было многолюдно, шли поодиночке и группами все в одну сторону — к заводу. Троллейбусы и автобусы были набиты битком.
— Матвею Яковлевичу салям! — долетел до его ушей радостно-возбужденный голос.
Старик вздрогнул: «Неужели?» Нет, не он… С той стороны улицы Матвею Яковлевичу, приветствуя его, махали рукой начальник механического цеха Назиров и старший мастер Надежда Николаевна Яснова… Старик поздоровался с ними, приподняв кепку. Вскоре его окликнули вторично, старик опять вздрогнул. На сей раз был вахтер Айнулла. Поглядывая снизу вверх, он протянул Погорельцеву обе руки и, сказав, что торопится, засеменил вперед.
Вдруг раздалась полупьяная песня. Матвей Яковлевич обернулся на голос и увидел в толпе наладчика Ахбара Аухадиева. Тот шел в одной майке, засунув руки в карманы залепленных грязью брюк. Все лицо у него было в синяках, давно не чесанные волосы торчали во все стороны, глаза налиты кровью.
— Матвею Яковлевичу мое почтение, — проговорил, подойдя ближе, Аухадиев и, кривляясь и гримасничая, склонил голову.
— Кто это тебя так разукрасил, Ахбар? — спросил Погорельцев, недовольный тем, что этот пьяница портит своим безобразным видом такое прекрасное утро.
— Бутылка! — зло посмеиваясь, ответил Аухадиев. — А что… Все равно не ценят. Слышал, как вчера начальник цеха… Кому они нужны, золотые руки Аухадиева… все на свете меняется, а правда, она всегда остается правдой.
Эту фразу Аухадиев любил повторять и в цехе, и на собраниях, и на улице. Но трудно было уразуметь, что он хочет сказать этим. Не раз допытывался Матвей Яковлевич у Аухадиева: «О какой это правде ты все толкуешь, Ахбар Валиевич?» Но Аухадиев отделывался неопределенным: «Правда у рабочего человека одна».
Аухадиев был одним из лучших наладчиков механического цеха. Вчера только он наладил и пустил на полный ход шлифовальный станок новой, незнакомой конструкции, над которым молодые наладчики безуспешно бились чуть не целую неделю. В другое время Погорельцев не отпустил бы от себя Аухадиева в таком виде, но сегодня он почувствовал облегчение, когда тот смешался с толпой.