«Ты еще запляшешь у меня, чертова кукла!» — подумал он, вызывая по телефону Зубкова.
Через несколько минут Маркел Генрихович был в кабинете директора.
— Ну, что скажете? — Муртазин уставился на Зубкова тяжелым взглядом.
Маркел Генрихович сразу догадался, о чем пойдет речь. В такую критическую минуту с директором можно говорить без обиняков.
— Вы, Хасан Шакирович, — начал он мягким, вкрадчивым голосом, — напрасно нервируете себя. Вы ничего не видели, ничего не знали. Пусть проверяют на здоровье, кто виноват. Начальник цеха или начальник ОТК. Они подписали ложный акт, они вас обманули. Для пущей убедительности можно даже… Простите, немножко нетактично… Это связано с вашей родственницей. — Маркел Генрихович нарочно сделал паузу и не назвал Марьям. Он предварительно прощупывал на этот счет Муртазина.
— Говорите.
По логике вещей, Уразметова должна была обнаружить это дело еще в прошлом году. Готовая продукция проходит через ее руки, она отвечает за ее отправку, А сколько она тянула? Значит, у нее дела запущены, и она сама не знает, что у нее творится на участке.
«Какой наглец…» — подумал Муртазин. Впервые Зубков так бесцеремонно раскрылся перед ним. Однако вслух он ничего не сказал, лишь, отведя руки назад, начал прохаживаться по кабинету, — нелегко было ему спокойно смотреть на Зубкова. В это время послышался сухой шорох. Муртазин обернулся и увидел упавший к его ногам жухлый лист фикуса. Заметив, что Муртазин на мгновение задержался, Зубков спросил с ехидно-кроткой улыбкой:
— Вы верите в приметы?
Муртазин через плечо покосился на Зубкова, продолжая молча шагать туда и обратно.
Зубков понял, что разговор о Марьям продолжать не следует. Он открыл папку, которую все это время держал в руках, достал документы.
— Подпишите, пожалуйста, Хасан Шакирович.
— Что там? — Надев очки, Муртазин прочитал бумаги. — Пусть останутся. — Коротким жестом он отодвинул от себя документы.
— Очень срочно нужны, Хасан Шакирович.
— Пусть останутся! — повторил Муртазин начальническим, не допускающим возражения голосом.
Домой Муртазин вернулся не в духе. Ильшат ждала его, — стол был уже накрыт. Но еда не шла в горло.
— Хасан, ты почти совсем перестал есть. Что с тобой? — тревожно спросила Ильшат. — Неприятности?
— Нет, ничего, — нехотя буркнул Муртазин. — Белый свет опостылел.
И как-то так получилось, что у Ильшат тоже вырвалось:
— Мне тоже.
Муртазин недоуменно посмотрел на жену.
— А тебе-то почему? — холодно спросил он. — Изо рта пар не идет.
— Хасан, не унижай меня! Хоть раз поговорим по-человечески. Мне невмоготу дольше сидеть дома.