— Нуруш, после моего отъезда никто тут меня не спрашивал?
— Нет, абы, никто. Разве должен был кто зайти?
Ильмурза, облегченно вздохнув, промолчал. Попросив белье, костюм, ботинки, он ушел в ванную.
А Нурия принялась звонить подругам, Не успела она обзвонить всех, как Ильмурза вышел из ванной. Теперь он был прежним Ильмурзой, только немного похудел.
— Нуруш, грязную одежду я оставил там, в углу, выбрось ее подальше с глаз, ладно? В дровяник или в чулан.
— А ты куда, абы?
— На вокзал к товарищам схожу. Они едут в Москву, я останусь на несколько дней здесь.
— Значит, они не смогут быть на нашей встрече? — спросила омраченная Нурия.
— Не смогут. Спешное дело…
Ильмурза сказал, что обещал товарищам немного денег, а сберкасса, как на грех, закрыта.
Нурия охотно предложила свои скромные сбережения, накопленные из денег, что давались ей на карманные расходы. А если у него есть время подождать, она сможет найти у подруги побольше.
— Ладно, пока хватит и сорока трех рублей. От Казани до Москвы всего сутки, а мы все двое суток ехали без копейки.
Обняв Нурию за плечи, Ильмурза направился к двери.
— Скоро вернешься, абы?
— Не задержусь, Нуруш.
Как ее ни подмывало, Нурия решила пока не говорить домашним о возвращении Ильмурзы, чтобы сильнее поразить их. Но случилось то, чего она никак не ожидала. Она забыла припрятать одежду Ильмурзы, а отец, зайдя после работы в ванную и обнаружив ее, позвал Нурию.
— Что это за наряд трубочиста валяется здесь?
Нурии ничего не оставалось, как сообщить о возвращении Ильмурзы.
— В этой одежде? — недоумевал Сулейман.
Нурия ответила, чтобы успокоить отца:
— Это же его рабочий костюм.
2
На стуле, далеко отодвинутом от стола, сидел, опустив голову на широкую грудь, Сулейман. Как обухом его стукнуло, и он не мог отдышаться. Потемневшее, покрытое сеткой морщин лицо, короткая, крепкая шея, маленькие пунцово-красные уши, словно он вышел из бани. Ворот рубахи распахнут: видимо, он в минуту ярости рванул его вместе с пуговицами. Одна рука, сжатая в кулак, лежит на колене, другая бессильно повисла.
У другого конца стола боком расположился Ильмурза. Он был в пальто и шапке и сидел как чужой человек, — вот кончит разговор, встанет и уйдет отсюда. Изредка он бросал на отца отчужденный тяжелый взгляд. В этом взгляде были обида и раздражение. «Ну и что особенного… Не понравилась степь — и вернулся к родному порогу. Ничего тут нет такого, чтобы ахать и поднимать бурю на весь дом». Но отец в ярости и слушать его не хотел.
— Спасибо, сынок. Прославил семью Уразметовых, уважил седины отца… Спасибо! Завтра на работе все кинутся поздравлять. У-у-у!.. — Он с силой оттолкнул стул, вскочил с места и замахал перед носом Ильмурзы кулаком. — Как теперь покажусь на глаза добрым людям? Выродок!.. До шестидесяти дожил, — не бывало такого позора… — Сулейман-абзы прошагал от угла до угла и, резко обернувшись, показал на ванную. — Грязные тряпки снял и бросил! А с совестью что думаешь делать, га? Так же вот снять и выбросить! Эх ты, балованный козел аллаха!