Ильмурза сухо поздоровался и поспешно зашагал прочь.
«Не из тех, кто долго задерживается», — невесело думал он, но гораздо сильнее обожгло его другое — брат с сестрой уже знают его тайну. Хорошо еще, что отцу не сказали, не то бы еще вчера схлопотал себе пощечину. Что же делать?.. По вчерашнему плану Ильмурза собирался зайти к своему бывшему начальнику Хисами Ихсанову. Авось удастся устроиться на старое место… Через Ильшат как-нибудь уговорить своего джизни? Или хотя бы, на худой конец, выправить документы, — сейчас у Ильмурзы ни одной бумажки на руках, все там, на целине, осталось. Эх, будь что будет, коли уж все про него известно, нечего ему бояться отца с братом. Покричат, покричат, да и утихнут. И курица кудахчет, пока не снесет яйцо.
Хисами Ихсанов очень любезно встретил Ильмурзу. Ильмурза решил ничего не скрывать от него и напрямик сказал, зачем пришел.
— Все, что возвращается в дом, — только к добру, — изрек Хисами, глядя куда-то в потолок своими вытаращенными водянистыми глазами. — Маркел Генрихович — свой человек. Рука руку моет, известное дело, а руки — лицо. Не так ли, браток Ильмурза? Многие забывают эту умную философию… Ну как же, на целине-то разве так уж плохо? В газетах каждый день нахваливают, радио шумит без умолку. Я сам так своей необразованной головой соображаю: будь все прекрасно, не хвалили бы. Не зря каждый год хожу в политкружок, научился предвидеть. — Он захихикал: и без того багровая, короткая шея его еще сильнее налилась кровью. — Так, браток Ильмурза… Ну что ж, ты мне тоже добро делал. Я этого не забываю. Сделай доброе дело — и сам жди добра, на том наши деды стояли. Ничего, все уладится с помощью аллаха. Без масла не отстанет и блин от сковороды, а масло сыщется, правильно я говорю? Да, браток, жизнь, она учит… Часов в десять — одиннадцать наведайся на завод. Я к тому времени кого нужно увижу, с кем нужно договорюсь.
Ильмурза настроился было, что все пойдет как по маслу, но возле завода его встретил и увел в завком Пантелей Лукьянович, затем вызвал к себе Гаязов.
— Ну, Ильмурза, какие дела вершишь?
Ильмурза хотя и очень досадовал в душе, что попался на глаза Гаязову, но виду не подавал.
— Ничего особенного, товарищ Гаязов, — начал он, — вот снова вернулся на завод. Наверное, цеховой человек не может жить иначе… Чуть не помер с тоски по заводу. А как уж стало совсем невтерпеж, пошел к начальникам и рассказал все как есть. «Что поделаешь, раз ты не хлебороб, раз у тебя душа к этому делу не лежит, ждать от тебя пользы — все равно что яиц от петуха», — так сказали и отпустили. Конечно, по головке не погладили. И пристыдили, и поругали, не без того… Словом, только не били. «Ваша правда, — сказал я, — а побьете, тоже не обижусь. Знаю, что и дома крепко попадет, никто не даст рта раскрыть, начиная с отца и кончая цеховой уборщицей». Но раз душа не лежит, Зариф-абы, то и сил недостало принудить себя. Пробовал — не получается. Видать, такой уж я слабый человек.