В бирюзовых глазах Сидорина сверкнул лукавый огонек.
— Ну, знаете, Матвей Яковлич, если на то пошло, вам уж этого напора не занимать! Наоборот, мне думается, молодым не мешало бы у вас поучиться кое-каким вещам… Так вот, Матвей Яковлич, дело не только в том, чтобы найти докладчика. Азат Хайбуллович и Надежда Николаевна не отказались бы сделать доклад. Дело в том… — Сидорин поскреб пятерней свои русые кудри. — Как бы это сказать… Если мы поднимем вопрос снизу, то лучше дойдет до рабочего. Увеличение вдвое плана на установки — это штука очень даже не шуточная, Яковлич. Без того по горло хватало, а тут еще вдвое. Тут, Яковлич, требуется такое слово, чтобы оно подхватило тебя, как девятый вал во время шторма. Так что не отказывайтесь, Матвей Яковлич… А материалы, факты мы вам сами подберем.
— Их и подбирать нечего, они перед глазами, — протянул Погорельцев задумчиво.
— В таком случае точка. Договорились? Спасибо, Яковлич. Бегу в камбуз.
И своей походкой чуть вразвалку Сидорин отправился в столовую. Матвей Яковлевич хотел было крикнуть ему вслед: «Куда ты, ведь я еще не дал согласия», — но передумал, махнул рукой: этот матрос все равно настоит на своем.
Матвею Яковлевичу тоже нужно было торопиться в столовую.
Солнечный свет, проникавший сквозь мелко зарешеченные стекла огромных окон, заливал стену напротив. Матвей Яковлевич шел по затихшему цеху, поглядывая на длинную голую стену. Редкие плакаты, лозунги давно устарели, а доска соревнования была покрыта пылью. Ближе к входу в цех толпилась кучка рабочих. Там похожий на медвежонка Саша Уваров и долговязый Баламир Вафин прикрепляли к стене новый номер заводского «Чаяна»[7]. Матвей Яковлевич тоже подошел. Вытянув шею, он через головы пересмеивающейся, обменивающейся замечаниями молодежи окинул взглядом «Чаян». В верхнем углу, как раз под изображением скорпиона, крупными буквами было выведено:
«Дорогой Чаян! Просим напомнить нижеследующим членам профсоюза, чтобы они уплатили членские взносы:
1. Аухадиев — за 7 месяцев.
2. Силантьев — за 5 месяцев.
3. Шарафутдинов — за 4 месяца.
4. Самарина — за 4 месяца…»
Матвей Яковлевич потянул за рукав Сашу Уварова, с удовлетворением рассматривавшего свою работу.
— Оглянись-ка, Саша, — сказал он комсоргу. — Как, по-твоему, выглядят стены у нас в цеху?
Уваров, не совсем понимая, окинул глазами освещенную солнцем стену.
— Д-да, видик!.. Непрезентабельный, надо сказать…
— И мне так думается. Надо бы новые лозунги повесить. И плакаты новые. Видал, сколько народу собрал вокруг себя новый номер «Чаяна»? А через два-три дня ты уже человека здесь не увидишь. То же самое и с лозунгами, с плакатами. Пока они новые, они в глаза бросаются, а повисели недельку — их и замечать перестают. Зайди-ка вечерком в завком. Поговорим с Пантелеем Лукьянычем. И затем — где же ваша инициатива, комсомол? Почему не организуешь комсомольские рейды, чтобы следили за чистотой в цеху… Комсомольские сигнальные посты молчат, будто воды в рот набрали… А это разве порядок? Смотри, — показал он рукой на горящие тут и там лампочки, — на время обеденного перерыва можно бы и выключить свет.