Мостки каменные через ручьи переброшены с учетом глубины и ширины весеннего паводка.
Деревянные мосты через реки. Как пояснили они пока временные. Недовольными остались только паромщики. Перед мостами табличка «20 тонн». Так что им остались только негабаритные и тяжелые грузы. А как каменный мост сладят грузоподъемностью в 40 тонн, то совсем они без работы останутся.
На шестьдесят втором километре временный лагерь военнопленных и штабеля брусчатки, за кучами песка и щебня. Профиль дороги в глубину метр двадцать. У нас так даже в самые суровые зимы грунт не промерзает.
– Откуда брусчатка, – спросил я инженер-лейтенанта, который руководил строительством. – Да еще базальтовая?
– Каторга тут рядом в ущелье. Там камень и добывают и обтесывают по нашему шаблону. Закончим мы дорогу, станут ее на сторону продавать.
– А как пленные себя ведут?
– После того как по очереди мы показали им каторгу, смирно и трудолюбиво. Некоторые даже рады, что получили в руки такую специальность. Слыхал, что после войны хотят они у себя в царстве артель сколотить и дальше уже там брусчаткой улицы мостить по подрядам. Селянский хлеб в Цугулии трудный.
– Выходит ты для них вроде как благодетель. Профессию в руки дал.
– Выходит что так. Человек десять у меня уже готовые мастера. Можно самостоятельные участки доверять. На века эту дорогу строим.
А вот дальше все было как в прошлый раз. С ухабами и ночевкой под открытым небом.
Не спалось мне. Проверил посты, подсел к затухшему костерку, возле которого курил Щолич.
– Как тебе моя страна, Милютин? – спросил я его подсаживаясь к рдеющим углям.
– Красивая. А небо такое высокое и звезды цветные. У нас они бледные.
– Ты еще в горах неба не видел.
– А это тогда что? – удивился он. Последние полдня мы только и катались вверх вниз по дороге.
– Это предгорья. Самые благодатные места во всей Реции.
– У тебя еще гора есть в собственности, как я слышал.
– Не в собственности, Милютин, а вассальном феоде. Баронский лен. Там у меня предгорий почти нет.
– А поместье?
– Поместье в собственности. У меня, кстати, гвардейский майор Вальд в соседях. Ты его знаешь. Увидишься там, если он приедет. Оторвемся, оттопыримся… Все вино только своего производства. Может, еще уборку раннего винограда застанем, если солнышко попустит. Тогда молодым вином упьемся. Трезвый человек на празднике первого вина – оскорбление для всех. В кустах пели какие-то местные сверчки, настраивая на умиротворение. Будто и нет войны совсем.
– И еще меня гложет, Савва, что когда спросят после войны: а скольких ты врагов убил? Что я отвечу? – проговорил майор, не выпуская травинку из зубов.