Когда набрали первую сотню метров высоты на пологой глиссаде и пошли на разворот с легким креном, я похвалил летуна.
– Молодец, мичман, хорошо взлетел. Который полет?
– Двадцать девятый сегодня будет, командир.
– Обогнал меня уже, – вздохнул я.
Мне самому хотелось сидеть за штурвалом, но… мое дело сейчас наблюдать.
– Все равно командир вы – первый, – проявил мичман легкий подхалимаж.
– Аэростат привезли? – задал я вопрос чтобы мягко прекратить эти саввадзедунисткие речи.
– В пути пока. Но к вечеру дотащат. Его стирхами волокут. И компрессор с ним. И лебедку. Там большое хозяйство оказалось.
– Дай бог, дай бог, – вырвалось у меня.
– Командир, неужели вы из этих, которые верят в оставшегося бога?
– Нет. Просто поговорка такая осталась в наших горах. Ушедших богов было много. В древности, приговаривая так, считали, что кто-нибудь из них да откликнется.
– Все, все командир, выше не полетим, там облака пойдут сплошняком.
– Какая высота?
– Полтора километра.
– Давай к линии фронта, уже не добьют. Но ниже километра не опускайся.
– Принял, отозвался мичман и биплан накренившись, стал совершать очередной поворот.
На удивление мы разговаривали в полете, не напрягая голоса. Большое преимущество паровой машины перед вечно ревущим двигателем внутреннего сгорания.
Откинул столик в гондоле и, преодолевая взвихрения воздуха в открытой гондоле, закрепил на нем зажимами карту. Теперь только от зоркости глаз и внимательности моей все зависит. Но мне не первый раз летчиком-наблюдателем выступать. Правда, на самолете в первый. До того только на дирижаблях. Совсем разные ощущения. На дирижабле чувствуешь себя намного защищенней.
А хорошо мои бронеходы замаскировались. Сверху и не видно совсем. Вот уже и наполовину построенные мосты для наших коробочек, облепленные саперами как соломинка муравьями. Увал. Ближние тылы и линии траншей, разделенные нейтральной полосой запутанной рядами колючей проволоки. Отметил пару командных пунктов противника и махнул мичману рукой, указывая, что надо лететь в ближние тылы врага.
Первая авиаразведка в этом мире состоялась. И провел ее я – Кобчик!
* * *
Сели в ста километрах севернее, где у нас заранее был оборудован аэродром подскока с бочками дистиллированной воды, керосина и касторового масла.
Мичман с дежурным механиком колдовали над регламентом, а я поднимал карту по записям в блокноте.
Как заранее ожидалось, фронтовая разведка противника не дремала. Вскрыли нашу подготовку к атаке качественно и заранее стягивали резервы и дополнительную артиллерию, вплоть до корпусной. Восьмиорудийную батарею длинных шестидюймовок я сам видел на марше. Шла эта механизированная колонна с запада. Пушки тягали большие угольные рутьеры, дымя паровозными трубами. Считай, корпусной резерв бросили против нас республиканцы. И две дивизионные батареи сдвигались ближе к линии наших мостов с севера и с юга. Итого против нас кроме траншейных малокалиберных пушек и бомбометов (которые республиканцы быстро с нас собезьянничали) будет действовать целых три батареи трехдюймовок. Двадцать четыре ствола.