– Ну, на переговоры время у нас еще есть, – заметил Ремидий. – Великого герцога, если высокое собрание позволит. Я беру на себя. Возражения есть?
Возражений не последовало.
– Осмелюсь спросить, а какую должность занимет Тон в воздушном флоте?
– Командира воздушного корабля «Гурвинек» три, – ответил мне Плотто.
– То есть он боевой воздухоплаватель, – констатировал я, – Не в штабе отсиживался. Надеюсь, экипаж этого дирижабля достойно отметили за последнюю операцию?
– А там есть за что награждать? – переспросил меня фельдмаршал. – Ну, летали как-то… бомбили куда-то… результата не видно.
– Есть, ваше превосходительство, за что награждать, – встретил я прямой взгляд командующего. – И нам с передовой результат виден лучше, чем из фронтового штаба. Наглядно. Если бы этот дирижабль в первый день наступления не разбомбил бы точно батарею тяжелых пушек у республиканцев, то вполне возможно мое наступление там же и захлебнулось бы. И не получилось у нас никаких «клещей» с окружением. Так что задание экипаж дирижабля под командованием корвет-капитана Тона выполнил. А четкое и спокойное выполнение задания в боевой обстановке по моему мнению важнее личной храбрости без выполнения задания. Если вам требуется для награждения Тона подтверждения «от земли», то я лично готов написать на него представление к Солдатскому кресту.
– Кто сказал, что у Кобчика нет политического чутья? – хохотнул Ремидий.
– Тогда прямо сейчас и пиши, – улыбнулся фельдмаршал. – Отдельно на Тона. А список остального экипажа нам мигом принесут, – взялся он рукой за серебряный колокольчик и тут же опустил его обратно на стол. – Кандидатура у нас прежняя? Ты?
И упер в короля фельдмаршал указательный палец.
– Нет не я. Империи нужен молодой монарх, – ответил король.
Принц закатил глаза под брови и беззвучно застонал.
– Есть такое слово, сын, надо, – давил на него ольмюцкий король. – И я, и отогузский король уже не в том возрасте, когда можем проводить долгосрочные реформы. А Ремидию надо внуков воспитывать, готовить их к роли правителя. Выдвигать кого-либо из князей и не владетельных герцогов в сложившейся ситуации опасно аристократической контрреволюцией. Многие спят и видят о возвращении феодальных порядков. Как компромиссная, но авторитетная фигура подошел бы великий герцог, но он категорически не желает императорской короны.
– Как ты не поймешь, отец. После того как мы с Кобчиком в Чрезвычайной комиссии постреляли да развесили свою аристократию за воровство, как меня примет аристократия имперская?
– Так не вы, ваше высочество «кровавый», а Кобчик, – внес Плотто свой аргумент.