— Ах! — воскликнул Тони при появлении Маргарет с вином. — Восхитительно. «Либфраумильх».
— Надеюсь, оно вам понравится, — сказала Беверли.
— Знаете, это одно из самых любимых моих вин.
— Дорогая, я слышу невероятный запах, — сказал Питер. — Ты не говорила, что за деликатес вы с Маргарет сотворили на ужин.
— Я хотела сделать сюрприз.
— Если это будет хоть наполовину такой же чудный сюрприз, как суп, я уже покорен, — сказал Тони.
— Это довольно необычное блюдо, — пояснила Беверли. — Для нас, во всяком случае. Обычно мы едим очень просто. Говядина, картофель, ребра и все такое. Питер обычно говорит, что пресыщен деловыми обедами и у него не остается места для хорошей еды. Вы не поверите, но иногда он ужинает крекерами с домашним сыром.
— Дорогая, — улыбнулся Питер, — не выдавай все домашние секреты, ладно? Некоторые вещи остаются священными. — Он пригубил вино. — Оставим право судить непревзойденному эксперту, мистеру Эллиоту.
Питер наполнил бокалы Беверли и Тони.
— Вполне приличное, — сказал Тони, поднимая бокал. — Я предлагаю тост за исполнение несбывшихся желаний.
— Я выпью за это, — согласился Питер.
Беверли пожалела, что выпила перед ужином два мартини вместо одного. Привычное подергивание левой брови могло означать только одно: начало приступа мигрени.
— Дорогая, — сказал ей Питер, — ты не присоединяешься к нашему тосту?
Она коснулась лба, будто легкое прикосновение пальца могло унести головную боль.
— Через минуту. Извините меня, пожалуйста. Наверное, надо принять таблетку. Голова разболелась.
Питер и Тони встали, когда она пошла на второй этаж, где у нее были лекарства.
— Мне искренне жаль, — сказал Тони.
— Очень неловко, дорогая.
— Я сейчас вернусь, — сказала Беверли. — Пейте вино, пожалуйста.
— Она страшно страдает от головных болей, — заговорил Питер, когда жена вышла. Вид у Тони был сочувствующий.
Наверху, в своей ванной, Беверли проглотила две таблетки и взмолилась, чтобы помогло. Иногда они сразу снимали приступ, но зачастую, лишь чуть притупляли страдания. Врач не мог объяснить причины.
«Медицина не на все может ответить», — любил приговаривать он.
У Беверли были свои соображения по этому поводу: она считала главным возбуждение, предшествующее приступу, и считала его катализатором мигрени. И хуже того: возбуждение, которое по каким-то причинам не признается больным человеком, возбуждение столь болезненное, что даже мигрень (кто бы поверил?) предпочтительнее его. Почему она сейчас разволновалась? Не из-за дурацкой капусты, конечно. Это смешно. Нет, это был Тони Эллиот, что-то в его сверкающих голубых глазах, что-то… она не могла поймать ощущение… что-то от рыбы.