«Ты шутишь, — высказались все знакомые. — Ты просто шутишь».
Они были правы, наконец-то решила Лу, она подшутила над собой. Да, надо было лучше все обдумать, должно же быть и другое решение. И в ту секунду, когда открывала дверь к «Элен», ею овладело жуткое сожаление, что вместо семейного тепла с мужем и ребенком она выбрала опасную жизнь деловой женщины, которая делает ее игрушкой в руках таких людей, как Тони Эллиот. И в то же время знала, что выбор был предопределен. Ее душа не удовольствовалась бы мужем и детьми, и если бы она вышла замуж, то превратила бы брак в безумие, сердца ее там не было бы, ей было бы скучно. Но, возможно, когда-нибудь, когда станет старше, когда будет занимать более прочное место на работе, она, может быть, встретит кого-нибудь, полюбит его, возможно… А может, она уже опоздала?
— Привет!
Бармен помахал ей рукой поверх голов толпы, забившей популярный бар. Люди толкали друг друга в облаках сигаретного дыма и испарений спиртного, разговаривали, искали, с кем бы поговорить, прожигали время, искали убежища, компании, страсти, секса. Лу неожиданно вспомнила первопричину прихода сюда. Мужчина. С кем можно провести ночь и очистить мозги от всего, от Тони Эллиота и колонки, от мерзкого Питера Нортропа, интервью со Стивом Омахой, которого она не написала, от незаконнорожденной и навсегда потерянной для нее дочери, от кривого шрама, изуродовавшего ее нежное тело, от Дэвида и его хилой жены.
— Вы же Лу Маррон, верно?
— Вы не ошиблись, — таким же беззаботным тоном ответила она возникшему рядом с ней мужчине.
Это был драматург, написавший две пьесы, у которых был средний успех в Ист Виллидже, но поговаривали, что следующая пьеса будет поставлена на Бродвее. Его звали Арнольдом, или Артуром, или Альбертом, неловко, конечно, но она не могла запомнить имя. Это был живой коренастый человек, больше похожий на торговца, чем на автора трагедий, но Лу давно поняла, что творческие люди берегут свое внутреннее «я» для работы, а на публике демонстрируют только его внешнюю оболочку, то «я», которое они или хотят преодолеть, или хотят как-то изменить. Внешний облик отражал их существо, а работа (как они надеялись) представляла то, кем они становятся. Лу знала, что внешне она выглядит очень серьезно, даже напряженно, тогда как написанное ею показывало натуру легкую, фривольную, уверенную в себе, так что читатель считал, что она и на самом деле такова. Сейчас ей пришло в голову, что писания Питера Нортропа при всем его кривлянии гораздо глубже и менее легкомысленны, чем ее.