Арлетт поняла. Она сделала все, о чем попросила Сабина, и теперь с замиранием сердца внимала рогу дозорного. Звук этот казался здесь, в глубине каменных лабиринтов, тихим тревожным шепотом судьбы.
Рыжеволосая красавица добежала до стены и поднялась по лестнице на воротную башню, где уже собралось полно народу, несмотря на ужасную, пронизывавшую до костей, жгучую, колючую изморось, которую с самого утра, лишь ненадолго утихая, как бы для того, чтобы немножко передохнуть, ветер порывами обрушивал на замок. Пряча лица в воротники, люди переговаривались, строили догадки, как прошло дело. Им не терпелось поскорее услышать рассказы воинов. Как-никак те отсутствовали три дня и им удалось вернуться из Мертвой рощи живыми и, судя по всему, невредимыми.
Колонна всадников приближалась, их, конечно, пересчитали — все тринадцать — впереди юный господин, рядом и другие воины, лица их скрывали башлыки, но сначала дозорный, а потом и все прочие, несмотря на быстро сгущавшиеся сумерки, разглядели и узнали коней. Правда, вот злодея Губерта нигде не было видно, и горбун Гвиберт почему-то плелся в хвосте, да еще какие-то крытые повозки — то, верно, отобранная у разбойников добыча.
Подъехав поближе, Роберт отпустил уздечку и замахал обеими руками:
— Открывай!
Заскрипел ворот подъемного механизма, лязгая заструились вниз цепи, упал дощатый подъемный мосток, распахнулись обитые медными и железными пластинами низкие дубовые ворота. Воины заулыбались, увидев, как юный господин весело подмигнул насаженной на кол голове Прудентиуса, однако в следующую секунду улыбки сползли с лиц стражников…
Всего этого Арлетт, конечно, не видела, ее не было возле ворот, куда сошлись, спустившись со стены, едва ли не все обитатели замка. Девушка поспешила удалиться, не желая видеть свидетельства крушения ее надежд. Конечно же, проклятая гречанка обманула ее: даже если Губерт и скрылся, он никогда не вернется сюда за ней. Скорее всего, продав камень (ведь он стоит не мало), Найденыш купит себе коня и доспехи и наймется в какую-нибудь дружину, а ей придется довольствоваться участью подруги шута. Когда Арлетт думала о том, как горько обманул ее Губерт, она приходила в бешенство и едва не плакала.
«Где же твои клятвы? — спрашивала она его. — Где все то, что ты обещал мне?»
Хотя если бы она напрягла память, то вряд ли смогла бы припомнить, какие такие воздушные замки сулил ей приятель детских игр? Перед тем как их поймали, он обычно лишь молча смотрел на нее и, если она отвечала взглядом, спешил отвести полные обожания глаза. И вместе с тем, когда она позволила ему овладеть собой, он был так страстен, так горяч и так ненасытен. Она бы не отказалась пережить заново все то, что испытала, когда была с ним в подвале.