– Фу на вас. Кто-нибудь еще есть в доме?
– Ни души. Только я.
– А сенатор?
– Он уже на ферме. Мать поехала к нему.
– Мать? – спросил Римо. – Какая мать?
– Головокружительная грубиянка, которая только что вышла. Это мама. Мутэр. Дорогая мамочка. Мамуля. Виноградная лоза, давшая стоящую сейчас перед вами нежную ягоду.
Римо с недоверием смотрел на женщину. Ей с легкостью можно было дать вдвое больше, чем поедавшей печенье куколке, севшей в лимузин.
– Вы хотите сказать, она ваша мачеха или что-то в этом роде? – спросил Римо.
– Моя настоящая мать, несносный тип! – заорала она. Она соскребла грязным ногтем, какие-то присохшие яйца со своей робы. – Я выгляжу не очень похоже на сенаторскую дочку?
– Слушайте, – сказал Римо. – Вы можете быть чьей хотите дочерью. – Мир был полон безнадежности. – Только скажите, где я могу найти… некую… Цецилию Спанглер.
– Прекратите вести себя со мной как с идиоткой, – сказала она, сложив руки на своей огромной груди. – У Спанглеров есть всего одна дочь, Цецилия, и она перед вами. Но меня не волнует, надо вам со мной разговаривать или нет, потому что я не собираюсь говорить с вами. Так что катитесь-ка отсюда.
В вестибюле появилась чернокожая домработница.
– Вас к телефону, мисс Спанглер.
– Кто бы там ни был, скажи, что я занята. Скажи, что я умерла. Все равно. Им, видимо, тоже.
– Да, мисс.
– Наверное, нужны деньги на благотворительность. Мне никто больше не звонит, – сказала она.
Римо оглянулся вслед удалившейся негритянке.
– Вы что, действительно Цецилия Спанглер?
– Я уже сказала, кто я. Чего не сделали вы. Римо…?
– Римо Уильямс. Друг друга.
– Чьего друга?
– Вашего, – соврал он.
– Этого не может быть, гнусный репортер. У меня нет друзей, имеющих друзей, которые выглядели бы, как вы. Такие друзья могут быть только у моей матери. А они все сейчас находятся в том же месте, где и она.
– Где же это?
– На жироферме, – сказала Цецилия, задумавшись о чем-то своем. – Она бывает там каждый месяц. Она считает, что именно это помогает им с отцом выглядеть так молодо. Подумаешь! Меня не волнует, как она выглядит. Мне все равно, как выгляжу я. Я знаю, что я корова, но мне наплевать, понятно?
Она обнажила сточенные зубы.
– Прекрасно, – примирительно сказал Римо. – Совсем не обязательно злиться.
– Я как раз должна злиться! Разве вы бы не злились, если бы ваша мать выглядела, как ваша дочь, а вы выглядели бы как непонятно чья незамужняя тетушка?
– Не знаю, – сказал Римо. – Никогда об этом не думал. – Он легонько ущипнул ее за левую мочку. Это был один из 52 способов достижения сексуального экстаза, которым обучил его Чиун. Если что-то и может заставить женщину заговорить, то это ее левая мочка. – Я не репортер, – мягко произнес он, чувствуя, как она поеживается от его прикосновения. – Но мне необходимо задать вам несколько вопросов об убийстве, которое произошло здесь прошлой ночью.