Смерть — это полбеды. А вот то, что жизнь спит глубоким сном — это хуже.
Но я тоже ничего не делаю. Я тоже часть этого Города, чьи границы все сужаются, свет над которым все меркнет. Я праздно размышляю, и только. Я не вижу выхода.
* * *
— Приветствую тебя, светлая Фаенна, — сказал я с улыбкой, вставая с кресла и закрывая книгу.
Фаенна тоже улыбалась, открыто, без обычной для нас настороженности или подозрительности. Она знала, что вызывает во мне только добрые чувства, и тоже мне доверяла, даже если нам доводилось встречаться без сопровождающей нас охраны. Вот как сейчас, в моей библиотеке, куда она зашла совершенно запросто, оставив свою свиту где-то снаружи, а может и вовсе от нее отбившись. На боку у нее висел не то легкий меч, не то длинный кинжал — ее собственное привычное оружие, не фамильное. Она была весела и бодра, на груди у нее висел изящный серебряный охотничий рог, и судя по высоким сапогам, рейтузам и короткой, почти совсем мужской тунике, она наверняка и впрямь явилась только что с охоты.
— Доброго утра тебе, Морион. Я зашла сказать тебе спасибо. Вчера ты спас положение. Я неожиданно погорячилась, и если бы ты не вмешался, сегодня была бы опять война между кланами.
Я с шутливым поклоном предложил ей сесть в кресло напротив, отделенное от меня низеньким столиком. Появился слуга, внося кубки и кувшин, вырезанные из цельного хрусталя, с амброзией — особым легким цветочно-медовым вином.
Фаенна присела на самый краешек, кажется, поборов в себе желание лихо усесться на подлокотнике. Вот в ком действительно много жизни.
— С кем бы Хоннор ни начал войну, — усмехнулся я, — с тобой — в последнюю очередь.
— Вот уж не знаю, — чуть нахмурилась Фаенна, теребя цепь с плоскими звеньями, на которой висел рожок. — Мне не нравится Оливин. Скверно, когда Хранитель Башни принимает сторону кого-то одного из нас. Такого не должно происходить, но… У меня зарождаются подозрения.
Я первым поднял кубок с амброзией и пригубил.
— Оливин — старейший из нас, Фаенна, — проговорил я негромко. — Он был свидетелем тому, что наши дома почти пали, были почти уничтожены той ужасной эпидемией. Его самого беда обошла стороной, а мы — слишком молоды для того, чтобы быть настоящими принцами. По крайней мере — так думает он. Если власть наша падет — кто подхватит ее?
— Хранитель Башни.
— Верно. Он почуял запах власти, когда все кругом рушилось. Ему уже трудно отказаться от мыслей, что тогда пришли ему в голову. Мы — дети, которыми нужно управлять, или вовсе пренебречь, ненастоящие принцы — досадная помеха. Война между нами была бы ему только на руку. Пока Хоннор проявил благоразумие и отказался от своих небывалых притязаний, но что будет потом? Его тщеславие будет вновь и вновь растравляться умелыми подталкиваниями.