Постучавшись в первый же дом, он передал хозяевам новорожденного.
– Воспитайте его, как собственного сына, – сказал он, – потому, что я не переживу сегодняшнюю ночь.
И он пошел в одиночестве к статуе Кали. Та улыбнулась ему.
– Ты погубила меня, – сказал Лу. В ночной тишине в глубине его сознания прозвучал ответ статуи.
– Ты хотел предать меня. Это тебе наказание.
– Я приготовился к смерти.
Дотронувшись до кольца жены, он почувствовал, как прибывают силы.
– Ты умрешь, когда я захочу, – сказала Кали.
– Нет, – произнес Лу.
На какое-то время былая сила вернулась к нему, и он прибавил:
– Я – Мастер Синанджу. Это ты умрешь, когда я захочу. А именно – сейчас.
* * *
С этими словами он обхватил статую и оторвал ее от земли. Глиняная плоть Кали обжигала его, множество рук тянулось, чтобы выдавить ему глаза, но ничто не могло остановить Лу. Он нес статую через горы к морю, и с каждым шагом муки его росли, но и прибывала сила, любовь и память о той, что возродила в нем надежду и которую он так жестоко убил собственным руками; и он упрямо шел дальше.
Когда он достиг прибрежных скал, Богиня вновь заговорила с ним.
– Ты не можешь меня уничтожить, жалкий осел. Я вернусь.
– Будет поздно. Меня не будет на свете, – сказал Лу.
– Тебя не будет, но будет жить твой потомок. Он станет моим рабом, и я вымещу свою месть на нем, хотя вас с ним разделяет много тысяч лун. Он будет орудием моего мщения, и сила моего гнева проявится через него.
Собрав последние силы, Лу сбросил статую со скалы. Она бесшумно погрузилась в синюю бездну.
А когда рассвет принес с собой первый солнечный луч. Мастер Лу записал эту историю кровью на тростнике, росшем на краю обрыва. С последним вздохом он продел тростник в кольцо своей жены и умер.
– Братья Гримм, – фыркнул Римо. – Волшебная сказка.
– Тот тростник сохранился.
– Каким образом? Если Лу умер в некой мифической деревушке, на Цейлоне, как тростник оказался в Корее?
– Неисповедимы пути судьбы, – произнес старый кореец. – Тело Лу нашел торговец, знавший много языков, он-то и доставил тростник в Синанджу.
– Ничего не скажешь – повезло торговцу, – съехидничал Римо. – Зная нравы вашей деревни, думаю, ему перерезали глотку.
– Никто его пальцем не тронул. Он прожил долгую жизнь среди богатства и роскоши, в окружении жен и наложниц.
– Но из деревни ему уехать не разрешили? Так? – спросил Римо.
Чиун только пожал плечами.
– Кто захочет по своей воле покинуть Синанджу?
С улицы донесся автомобильный гудок, и Римо, раздвинув шторы, посмотрел вниз.
– Это Смитти. Узнаю его развалюху.
– Он приехал за мной, – сказал Чиун.