Когда-то, очень давно, в нашем городишке квартировал гусарский полк. Нередко на улице я закрываю глаза и вижу конный строй, мужественные лица всадников, их завитые усы и бакенбарды. Взлет воображения, и вот уже цокают по уличной брусчатке копыта и развеваются флажки на пиках, всхрапывают лошади и солнечные лучи пляшут на золотых шнурах доломанов.
Сейчас я вспоминаю о гусарах еще чаще. Я, наверное, идеализирую нравы екатерининской эпохи, но наслушавшись об ужасах и зверствах сегодняшней войны, часто думаю: а не в форме ли дело? Не зря же существует понятие «честь мундира»? Невозможно, отбросив белоснежный ментик за спину, вспороть поверженному противнику живот. Не с руки как-то прострелить пленному коленку, если твои собственные ноги обтянуты небесно-голубыми чакчирами. Нельзя, в конце концов, подкрутив холеный ус и перейдя на французский, отказать пленнику в просьбе попить воды. Не получится, мундир не позволит. А вот драться — это за милую душу! Только не в городах и селах, среди бань и курятников. Вышли во чисто поле, сабли наголо и — с Богом! Кто кого…
— …Да не надо вам ноги мочить, — сказал Сергей Иванович. — Там мостик есть. Вон за теми кустами.
— Ну, так пойдем… пойдемте покажете, — приглашающе кивнул головой командир.
Сергей Иванович проверил, в кармане ли ключи, и захлопнул калитку. Пошел по улочке в окружении бойцов. А попробуй откажись! Стрелять вроде не собираются — автоматы, заметил, на предохранителях. Хотя долго снять, что ли?
Бойцы даже друг с дружкой не разговаривали. Кто они? Разведчики? Диверсанты? А может, к бабам ходили?.. Какая, впрочем, разница?! Командир, тоже шагавший молча, вдруг чуть замедлил шаг и спросил, обращаясь к Сергею Ивановичу:
— А вы не знаете случайно, что я здесь делаю? Что мы здесь делаем?
Сергей Иванович пожал плечами, и воин счел нужным уточнить.
— Не здесь — здесь. — Он ткнул пальцем в затоптанную зелень тропинки. — А вообще — здесь! У вас!
Сергей Иванович снова промолчал. Он имел свое мнение, но остерегся его высказывать в зарослях ивняка, в окружении незнакомых вооруженных людей. К тому же вопрос явно относился к разряду риторических.
— То-то, — боец удовлетворенно кивнул и пошел дальше…
…О гусарах я упомянул, наверное, ради красного словца. Просто моему пониманию не дается не столько эта война, сколько ее бессмысленность и сопутствующая ей звериная жестокость. Что это? Путь назад, в средневековье?
В преддверии двадцать первого века казалось, что все безрассудство человечества вот-вот останется позади, что грядет новая эра — эра торжества разума и справедливости. Но пришел двадцать первый, и подобно взрослеющему юнцу, решающему, к кому примкнуть: к хулиганам или отличникам, осмотрелся и облюбовал для себя плохую компанию. Там веселее, или, как сейчас говорят, прикольнее.