И на этого тихого и безобиднейшего человека напали три грубых и жестоких варвара. Им безразлична была прелесть подлинной драмы. Им наплевать было на краткие минуты счастья старого, доброго, мудрого человека. Они не думали ни о чем, кроме своих жестоких, презренных планов. Они похитили свет из волшебного ящика, дарящего подлинное искусство. Они надменно и с презрением одним нажатием кнопки остановили красоту. С жестоким бессердечием они лишили любимого всеми мудреца его последнего удовольствия.
Что оставалось этому несчастному, кроме как постараться, чтобы его оставили в покое и дали посмотреть телевизор?
Но на этом история не кончалась. Поймет ли это неблагодарный и ленивый ученик? Поймет ли тот, которому Мастер Синанджу дал знание, недоступное другим людям, что Мастера лишили последнего удовольствия в недолгой оставшейся жизни? Нет. Не поймет. Он примется рассуждать о том, кто и что должен носить. Или, кто и что должен убирать. Вот чем займет себя неблагодарность. Это его естество. Это его характер.
Ах, если бы только Чиун мог поведать миру свою сагу в говорящих картинах! Тогда и другие смогли бы оценить всю горесть положения доброго, любимого всеми старика.
Дверь гостиничного номера отворилась. Нет, Мастер Синанджу не опустится до мелких пререканий. Дверь захлопнулась.
– Чиун! Я уже говорил тебе и еще сто раз повторю: ты убиваешь, ты и убирай трупы! – сказал Римо.
Мастер Синанджу не желал пререкаться по пустякам.
– Можно подумать, что по решению Верховного суда только одно преступление в Америке карается смертью. Всякий, кто выключит твой несчастный телевизор должен быть убит на месте.
Мастер Синанджу не поддается на провокацию.
– Что ты молчишь? Ты прикончил их за то, что они выключили «мыльную оперу»?
Мастер Синанджу не желал заниматься обвинительством.
– Ты поможешь мне уложить их в чемоданы?
Мастер Синанджу не желал заниматься женским делом – уборкой, особенно после того, как его оскорбили.
– Чиун, иногда я тебя ненавижу.
Мастер Синанджу знал это всегда, иначе как объяснить, что неблагодарного ученика ничуть не волнуют маленькие радости учителя. Ах, как хорошо было бы стать писателем!
Чикаго. Полдень. В одно и то же время двое докладывали начальству. Римо позвонил Смиту по обычному, «открытому» телефону и сказал, что нашел альтернативу крайним мерам.
– Можно добраться до сердцевины яблока и перетасовать семечки, не превращая яблоко в джем, – сказал Римо.
– Действуйте, – ответил Смит.
Пигарелло и Негронски объяснялись с Джетро.
– Я и не видел, как он сел в автомобиль, – оправдывался Негронски.