Отпадение Малороссии от Польши. Том 2 (Кулиш)

Кобзарские думы называют Христианскою землею, иначе Святорусским Берегом, безразлично и Восток и Юго-восток польских владений, когда говорят о возвращении пленников из татарской и турецкой неволи.

Это древнерусское имя писали еще по-русски в XVI-м столетии (автор Боркулабовской Хроники) и в XVII-м (Кулаков, Самовидец). Я пишу его по-русски в XIX-м.

Это звание носит при дворе папы кардинал, управляющий юстицией и финансами. После смерти папы до избрания нового, камерленго управляет папским царством.

Взято с польского pan cala geba (geba — рот).

По когтям узнают льва.

Итальянская монета scudo ценилась в 5 франков 35 сантимов.

Вспомним, что и в Наливайково время примас чуждался церковной унии. (См. выше стр. 108 первого тома).

Т. е. поступил в орден иезуитов.

Другой брат Владислава, Карл Фердинанд.

Слова Д-ра Кубали.

Имя Koniecpolski, разделенное пополам, буквально значит по-русски Конец Польши.

Шляхетская фамилия Вадовских существует в Варшаве и ныне.

Dyskurs jednego Dworskiego per modum Listu pisany we Lwowie.

Не любя братств, могилинская факция назвала их здесь иными местами.

В Московской Патриаршей библиотеке хранятся записки Филиповича, ожидающие издания.

В наше время это местечко принадлежало Константину Свидзинскому, которому историография обязана, между прочим, и сохранением летописи Ерлича, требующей более полного и точного издания.

А Киселя той же дорогой прочили из киевской каштелянии на брацлавское воеводство.

Сам Хмельницкий упомянул об этом в своем «Реестре казацких кривд», о котором будет речь ниже.

Они напечатаны по-русски вторым изданием в Лейпциге, в 1883 году, доктором Манделькерном, под заглавием: «Богдан Хмельницкий, рассказ еврея современника, очевидца событий в Малороссии за 1648 — 1653 годы».

Костомаров, «Богдан Хмельницкий», изд. 4, т. I, стр. 242.

Костомаров, там же, стр. 238 — 251.

Об этом упоминается в записке Хмельницкого, известной под названием Реестра казацких кривд.

Бутом называли казаки толмача, по-малорусски товмача. Отсюда и остров Товмаковский, иначе Товмаковка.

И панский погреб, как сердце, казался открытым, а старое венгерское рождало не без души шутки.

Паны имели, как и король, старост, которые, по отношению к этим королятам, были те же brachia regalia.

В населенную Украину.

Бог ме — сокращение слов: «Бог мене вбий».

И летит пустынными бездорожьями царь пустыни, а степь, конь, казак, темнота, это — одна дикая душа.

Когда казацкие кобзари возбуждали к бунту городскую и сельскую чернь, они пели, будто бы жиды заарендовали вси казацьки реки. Эти заарендованные реки помещали кобзари не в Диких Полях, а на славний Украини. Первая из невозможных для жидов рыболовных аренд находилась, по кобзарской думе, на Самари, вторая — на Саксани, третья — на Гнилий, четвертая — на Пропойной, иначе на Пробойной (по Папроцкому, существовал Пробойный Шлях), пятая — на рицци Кудесци.

Буздыган знак власти: булава, пернач и просто чекан, по-казацки келеп.

Выговского называют волынским шляхтичем, тогда как слава рождения столь знаменитой личности принадлежит земле Киевской. Еще в царствование Сигизмунда I, предки Ивана Выговского, овручские бояре Лучичи, купили у королевы Боны, торговавшей, как известно, под рукой у короля, должностями и пожалованиями, «пустовскую землю в Киевском повете, называемую Скочковскою, в Выгове, с обязательством служить с этой земли земскую службу. Выданную им жалованную грамоту Сигизмунд I, в 1541 году, подтвердил по ходатайству Боны, а в 1611 и в 1632 подтвердил ее Сигизмунд III.

Может быть, это было древнее «селище, Родивонова на Тясмени и с пасеками», которое князь Федор Глинский «выслужил на князи Александре (литовском) и на князь Семене (киевском)» «Акты Западной России», I, № 158.

Шемберк был житель города Львова, как и комендант Кодацкой крепости, которому казаки также отсекли руки.

Он пишет о Николае Потоцком так: «...wiecej radzil о kieliszkach и szklannicach, nizeli o dobru Rzeczpolitej i calosci onej; jakoz u nocy radzil o pannach albo dziewkach mlodych i nadobnych zonkach, bedac sam w starosci lat podeszlych, nie znoszac sie ani radzae kolegi swego Marcina Kalinowskiego Hetmana Polnego, ani innych pulkownikуw i rotmistrzow, tak tez towarzystwa. Z powadu pijanstwa ustawieznego i wielkiego wszete czenstwa zatracil wojsko...»

Седла, узды и проч.

Слова знаменитого проповедника, Фабиана Бирковского.

Слова того же народного пророка.

Еще и в апреле 1649 года царский дворянин Унковский упрекал Хмельницкого, в Чигирине, — что «черкасы нападают на порубежных людей, чинят им великие обиды, грабят и убивают, в угодья въезжают, пчел выдирают, рыбу ловят, хлеб и сено увозят насильно, и ваши порубежные начальники» (говорил Унковский) «таких воров не наказывают и не сыскивают».

Эта косвенная прокламация, подобная павлюковской, так точно уничтожает апокрифический универсал Хмельницкого из-под Белой Церкви, как павлюковская — фальшивый универсал Остряницы, включенный в Летопись Величка. При отсутствии у нас исторической критики, Археографическая комиссия напечатала белоцерковский универсал в своих актах и еще не так давно публиковала его для Европы, с переводом на французский язык. Я указал на это в «Материалах для Истории воссоединения Руси», но Костомаров, в 4-м издании «Богдана Хмельницкого» пишет, что Хмельницкий, «с шестидесятью казаками, разослал из-под Белой Церкви списки зазывного универсала ко всем южноруссам, обитающим по обеим сторонам Днепра», и прочая.

Костомаров, «Богдан Хмельницкий», изд. 4, т. I, стр. 317.

Если Байда был религиозен, то по духу его времени и по его связям с такими людьми, как владелец Хотина, Лаский, он был арианист.

Этот мудрый сенатор писал к сеймующей шляхте в июле 1648 года: Трудно восстановить спокойствие, «poki niezagoja sie nie tylko powierzchowne, ale i wewnetrzne rany, ktore, im szkodliwsze, tem skrytsze».

Книга Папроцкого: «Panosza, to iest Wyslawienie Panow Ruskich у Podolskich», была в Польше преследуема, как и его гербовник.

Poslecie go w poselstwie, dobrze je odprawi,

Ledwie mu tak roskaza jak on lepiey sprawi.

Tam pytay o Hetmanie, o dobrym Rycerzu,

Nie rad kiedy wotuia w Radzie o przymierzu.

По рассказу Кассиана Саковича, один благочестивый поп, развернув протестантское сочинение польского поэта Рея, обратился к прихожанам со словами: «Панове миряне, православни христиане, послухайте лиш казания Святого Рея», и по доносу католика, был привлечен за это к суду.

Печерский архимандрит Захария Копыстенский сетует в своей «Палинодии», что нашего попа чаще видали в кабаке, нежели в церкви (Автограф Палинодии хранится в Варшавской библиотеке графов Красинских).

См. Киевскую Старину 1887 года, январь, стр. 51.

Прозвище Трясило дали Тарасу Федоровичу (по фамилии шляхтичу) казаки, распускавшие слух о своем торжестве над Конецпольским. Ложное предание о Тарасовой Ночи, в которую будто бы Тарас ляхов за чуба потряс, дожило до нашего времени, и пущено в ход новыми летописцами да кобзарями.

Перевод с еврейского напечатан в «Чтениях Императорского Общества Истории и Древностей Российских» 1859 года, кн. I.

Литовские паны домогались уравнения прав своих гетманов с коронными, если бы кто из них пришел с войском в лагерь. На это коронные паны не согласились.

В Дневнике Конвокации Варшавской читаем: «Z strony Uniwersalu, w ktorym sa trzej Hetmani naznaczeni, aby takowe in posterum nie wychodzili, praecustoditum».

В Дневнике Варшавской Конвокации слова Оссолинского записаны так: «Jezeli на nas chcecie wytargowac со uporem swoim, iz to czas urget maxime.»

Дворянская фамилия Ляшка до сих пор существует в Борзне. Кисель, вероятно, во избежание неприятного для казаков имени, называл своего конфидента Lasko, словом, не значащим ничего. Тогдашние недоляшки подобные Киселю, попали в такое положение между двух народностей, что не знали, нак им быть.

См. в «Киевской Старине» 1885 года, август, стр. 745 — 750, а в сентябрьской — декабрьской кн. биографию Адама Киселя.

Например львовский арцыбискуп писал, от 1-го римского сентября, к своему приятелю: «Pan Kisiel w traktatach excuzuje zlosci Kozackie, i tem traktaty stanowi; et hostes excusat, jako Rusin».

Польское хозяйство.

Печатные брошюры, распространяемые между сеймующими панами, заслуживают прилежного изучения. Biblioteka Polska г. Туровского напечатала их несколько, но в нее не вошла весьма редкая брошюра: O nowych Osadach: Slobodach ukrainnych Zdanie i Rozsadek, напечатанная без означения года и имени автора, но по шрифту и правописанию относящаяся к XVI столетию. Не думаем, чтобы заслуженный перед наукою издатель отверг ее потому, что в ней высказано много неприятной для поляков правды.

Один весьма талантливый польский писатель, видя в моей «Истории воссоединения Руси» восстановленные по малорусскому произношению имена наших полонизованных русичей, знаменитых в истории Польши, спрашивает печатно в недоумении, для чего я это делаю. Отвечаю ему: для науки, для науки самопознания. В нашем «домашнем старом споре, уже взвешенном судьбою, интересно видеть, насколько польский элемент был увлекателен для русского, и как потом русский элемент восторжествовал над всеми польскими приманками (о принуждениях молчу). Что поляки умели торжествовать над Русью посредством Руси, это составляет гордость польского имени. Почему же нам не гордиться сознанием, что без нас, русских людей, сами по себе поляки были бы еще больше несостоятельны в войне и политике, чем они есть ныне, когда, в лице полонизованных русичей, владеют значительною частью древней русской почвы и пользуются присвоенною Польше славою множества русских имен?

Эту речь вкладывал в уста Вишневецкому и Костомаров. Но у него не спросила критика: как мог Вишневецкий, в такой важный для него момент, называть поражение Конецпольского под Переяславом победою? (См. т. I моей книги, стр. 165, примеч.). Впрочем, она ни о чем подобном у него не спрашивала, довольная тенденциею сказок его.

«Umorzono wszystkie kondycye», сказали в обозном дневнике.

В ответе на речь Киселя заставили Вишневецкого говорить о недостатке запасов и т. п., тогда как обозный дневник (неизвестный современным историкам) показывает противное. На этом основании я исключил из речи Вишневецкого, очевидно постороннюю, вставку.

В подлиннике это важное обстоятельство изложено темновато, а именно: «lubo wozy porzuciwszy, со znaczniejszego brac na koni i piechoty, i tak porzadnie ustanowiwszy ze wszystkiem przeciwko Ordzie samej, odwaliwszy ja od ozakow, resumere vires».

См. описание пилявецкого дела у Костомарова, в 4-м изд. «Богдана Хмельницкого».

Так погибла впоследствии одна казацкая армия, вся поголовно пьяная.

Стих апокрифической думы, каких много сочиняли казацкие потомки в наше время и выдавали за старинные кобзарские.

Одно имя знакомо нам по известному казаку предателю, другое — по фальшивому летописцу малорусскому.

Малоруссы доныне кладбище (обыкновенно устраиваемое прежде вокруг церкви) называют по-польски цвинтарем (cmetarz).

Чеканам, которые назывались и обухами.

Малорусское восклицание пробі! или пробу! заимствовано из польского prze Bog! (ради Бога).

Дьявольских денег. (Дідько — дьявол).

Почитание и вместе поругание икон можно встретить еще и теперь в казацком народе (независимо от штунды). Считают, например, грехом ветхий образ сжечь. Его пускают на воду. Но иногда ставят в коморе, приговаривая: «Нехай миші ловить».

Шляхетская фамилия Мокрского существует и ныне во Львове.

Лаврисевичи также существуют во Львове, но не знаю, ополячились ли они, или только не доляшествуют в унии, которую наши тамошние соплеменники приняли в 1720 году.

В песне о Перебийносе, записанной мною самим, поется:

Книга эта появилась через три года по возвращении Яна Казимира в Польшу, под заглавием: Serenissimi Johannis Casimiri Р. S. Principis Carcer Gallicus. Gedani, 1644.

Сорок осьмой удивительный год.

Генералом назывался старший возный (wozny jeneral). Назывались генералами и некоторые старосты, с особенным правам по присвоенным их староствам.

Неурядицею.

Похода.

Слово непереводимое: оно значит и добродетельный и честный, и сознающий свое достоинство.

Не повелительный голос, а плачевный.

В этом смысле и Хмельницкий называл панское ополчение жидами.

Из сеймового дневника видно, что суматоха произошла по случаю внесения сенаторских кресел в Посольскую Избу. О бегстве сенаторов из заседания дневник выразился осторожно: «Chcieli Panowie Senatorowie ise za krzeslam swemi w posrodek Kola naszego, ale sie zas z jakiejsi przyczyny rozmyslili».

Эта причина казацких бунтов существовала с первых известных нам документально времен казачества. Казаки бунтовали на тех самых основаниях, что и теперь, с начала XVI века против местных королевских старост, заведовавших первобытным казачеством, как об этом документально у меня в I т. «Ист. воссоед. Руси», стр. 485.

Атлас гладкий, сукно багрец, сорок соболей в 50 р. и денег 30 р. Казакам, бывшим с вим: 5 человекам по сукну доброму и по 10 р., денег людям его пяти же человекам по 5 р. человеку. Из них оказались один пасынок Мужиловского, а другой племянник, и им было дано по 10 р., по сукну доброму да по паре соболей, в 3 р. пара.

Под словом ляхи разумели русские люди панов, совратившихся в католичество, протестантство и в униатский папизм, (так называемую римскую веру). Коренных полонусов называли в Москве поляками. От этого, в тогдашних письменах встречаются такие выражения: «пришли ляхи и поляки».

Кунаков имя Хмельницкого писал сперва через е, а потом стал писать через і, по-малорусски.

В статейном списке эти припасы начислены так: «10 хлебцов пшеничных малых; 10 хлебцов ржаных людских, гуся, утю, двух поросят, четырех кур, 50 яиц, 2 сыра, баран, ногу говядины, 50 черенков соли; питья: сткляницу вина двойного, сткляницу вина венгерского, сткляницу мальвазеи, ведро вина простого, ведро меду, 5 ведер пива, 10 свеч сальных, четь овса и остралюк сена». Если еще понадобится корм, просили обращаться на гетманский двор.

Достойно замечания, что Унковский обошел подарком паволочского войска, не смотря на его видную роль в церемониале Хмельницкого.

Предок его был какой-нибудь Мяско. Некоторые пишут Мясковского Мястковским, но от польского miasto так точно нельзя произвести Miastkowski, как от русского Бела — польского имени Bielski (а поляки желают, чтобы первый, писавший историю их по-польски (а не по-латыни), не был наш русин.

Одною из причин, почему комиссаров не пустили в Киев, надобно полагать нежелание покупать за небольшие деньги то, что было награблено у панов, и при этом разузнавать кой-что от московских торговых людей.

Например, в статейном списке Унковского говорится: «А Запорожское войско стоит под Баром, в Константинове и в Гоще, под начальством Нечая, полковника брацлавского, Штепы попа да винницкого Гавтеренка».

Иначе przysmaczek — возбудительная закуска.

По-польски было бы Brzuch.

Этими послами, т. е. посланцами, могли быть казаки, удившие в панских карманах талеры.

Основываясь на этой лжи, исторический журнал «Киевская Старина» (1887 г., август, стр. 735) проповедует: «Речь, достойная великого патриота, каким был Хмельницкий! Он как будто вовсе забыл о причинах, побудивших его поднять казацкое восстание; он вовсе не думает о своих личных интересах, даже благополучие всего войска запорожского не составляет цели его действий. — Цель эта выше, шире! Он мечтает о восстановлении (sic) Руси в тех границах, как она была при великих князьях» (курсив журнала), «он смотрит на войско запорожское, как на неразрывную часть целого — Великой Руси, к которой он поэтому всеми силами души стремится. Велика казацкая душа! Странным даже представляется, что у простого казака могла явиться такая идея, — идея, о которой Москва, преследуя свои узкие интересы, не имела никакого представления. Не могло не казаться обидным Хмельницкому, что Москва не хочет понять его великой идеи, не имеет мужества рискнуть побороться за свои старинные земли, тогда как он, отказываясь от лично выгодных условий мира, стремится осуществить эту идею».

Kürschner, скорняк.

Fein holländisch, по-польски falendysz. Из этого сукна казаки носили так называемые жупаны-луданы.

Вчерне было подписано сперва: «А будешь ты, гетман и все войско Запорожское, у короля и у панов-рад учинитеся свободны.

Это место также вчерне было написано иначе, а именно: «А будет, вам в чем учинитца теснота и гоненье, и которые на нашу царского величества сторону переходить учнут, и мы, великий государь, для православные христианские веры, по тому ж тех приняти велим, что после вечного докончанья с обе стороны переходят повольно».

Byl tedy miedzy ochotnikami chlopiec, ktory umial z Moskalami swarzyc sie i draznic ich; jak oni wolali: «czaru, czaru»! to chlopiec przypadlszy blisko nich, zawolal glosem: «wasz czar taki a taki»! to Moskali za nim kilkunastu albo kilkudziesiat wysworowalo sie; chlopiec zas, na racymbach macie siedzac, dobrze uciekal, a wyprowadziwszy ich za soba daleko od kupy, to my, skoczywszy z bokow. przerznielismy ich, siekac i zabierajac. Dosc na tem, zasmy poslali wojewodzie ze trzydziestu jezykow z harcowki za powodem owego chlopca. To znowu chlopiec do nich poruszal i powiedzial im co innego o carze, a Moskale jakoby wsciekli, (bo oni bardziej sie urazaja o krzywde imienia carskiego, nizeli imienia boskiego), suna sie za nim zapamietale. Tak bylo tego wiele razy na swego chlopca, i tak tedy zagnali sie za owym chlopcem az w las, chcac go koniecznie dostac, boby go pewno ze skory odarli za takie niecnoty, ktore im wyrzadzal. My zas zawsze po nich...

Умен лях после шкоды (т. е. потери).

Хмельницкий, как мы видели, жаловался в Переяславе, что паны вырывали казакам бороды. Борода была принадлежностью почетных людей. Но в Польше распространилась уже шляхетская мода брить бороды, и казатчина, подчиняясь вожакам своим, недовольным шляхтичам, усвоила себе их моду.

Костомаров, «Богдан Хмельницкий», изд. 4, стр. 91