Неприветливые глаза вошедшего прошлись по приемной и остановились на мне.
— Мистер Брэндон?
— Я.
— Мистер Криди просит вас зайти.
— Прошу прощения, мистер Хаммершальд, — сказал один из дельцов. — но я жду с двенадцати. Вы сказали, что следующим на прием пройду я.
— Разве я утверждал нечто подобное? — Хаммершальд посмотрел на него подчеркнуто безразличным взглядом. — К сожалению, мистер Криди полагает иначе. Теперь, господа, он не освободится до четырех.
Мы вошли во вторую приемную, несколько меньшую по размерам, чем первая. Здесь, возле массивной двери из полированного красного дерева, Хаммершальд остановился.
— Брэндон здесь, сэр! — приоткрыв дверь, сказал он. Потом, отойдя в сторону, пропустил меня вперед.
2
Офис Криди напоминал рабочий кабинет печальной памяти Бенито Муссолини, фотографию которого мне довелось как-то видеть в «Таймсе». В длину он достигал футов шестьдесят, освещался двумя широченными окнами, из которых открывался исключительный вид на море и часть залива. В дальнем углу стоял письменный стол, по размерам не уступавший бильярдному столу. Еще я обратил внимание на несколько резных кресел и две потускневшие картины на стене, принадлежавшие, вероятней всего, кисти Рембрандта.
За столом, сдвинув на лоб очки в роговой оправе, сидел маленький тщедушный человечек. Он был лыс, как колено, его костистый, казавшийся твердым череп обрамляла реденькая бахрома из седых волос. На худом, с мелкими чертами личике застыло напряженное выражение, которое подчеркивали запавшие щеки и плотно сжатый ротик. Лишь серые глаза, излучавшие незаурядную силу, свидетельствовали о том, что представший передо мною человек, несомненно, принадлежал к сильным мира сего.
Он впился в меня немигающим взглядом, и я почувствовал себя так, будто меня поместили в рентгеновский аппарат и теперь стараются просветить насквозь и даже глубже.
Пока я шагал по ковру через весь кабинет, он продолжал гипнотизировать меня, уподобившись удаву в клетке, и, когда я добрался до стола, кроличье мое тело было влажным от пота. Откинувшись в кресле, он разглядывал меня теперь уже с близкого расстояния, как смотрят на отвратительную сине-зеленую муху, угодившую в суп.
— Что вам здесь нужно? — произнес он. Голос звучал необычайно мягко и женственно. Криди, по-видимому, полагал, что, морально подавленный, уничтоженный продемонстрированным презрением, я встану чуть ли не на колени, чтобы изложить суть своего дела. Однако ожиданиям питона не суждено было сбыться — кролик, если его заставляли обстоятельства, мог и зубы показать.