Стилист пропал. Родная русая макушка не возвышалась над бурным морем ротозеев, никто не нырял на глубину, не ползал под ногами, не пробирался на парковку за спинами полицейского кордона – "Жюли, Жюли, кис-кис"…
Борису показалось, что он заполучил какой-то жесточайший приступ: стенокардии, гипертонии, астмы, сумасшествия, предшествие инфаркта накатило… Старческое тело переживало дикий стресс! страдало каждым членом, отказывалось подчиняться, требовало курева!
Пошатываясь, словно пьяный, Завьялов окончательно покинул людское столпотворение. Побрел к Порше, мечтая толи удавиться, толи Кешу разыскать…, а позже медленно порвать на ленточки…
Душиться не понадобилось. Возле спорткара, прижимаясь задницей к капоту, стоял Иннокентий Капустин (в виде Бори) и целовал взасос собаку. Тощие лапки Жози-Жюли болтались под юбочкой, хвост лупил бока, собаченция на поцелуй отвечала в полном соответствии с породой, лизала муженька в глаза, и в нос, и в щеки.
Завьялов просунул руку под пиджак, помассировал левую половину грудины. Продышался. Поковылял к супругам.
– Ну чо, болезные – нашлись?
Кешастый вздрогнул. Как только Борю опознал, выставил перед собой четвероногую Жюли:
– Борис Михайлович, моя – жена! – ушастую и лысую супругу Иннокентий демонстрировал с такой гордостью, словно держал на вытянутых руках недоношенного первенца в юбочке. – Я ж говорил… Моя Жюли – большая умница! Она сама меня нашла. Сама прибежала.
Болтающаяся в Кешиных ладонях собака и Завьялов глядели друг на друга. Завьялов мрачно, Жюли вполне приязненно – из приоткрытой словно в улыбке пасти болталась атласная розовая тряпочка язычка. Кешино лицо блестело ни сколько от радости, сколько от облизывания.
Кошмар. Фантасмагория. Смешение рассудка. Компания из старикана, всхлипывающего от переизбытка чувств стилиста и радостной собаки усаживалась в Порше.
– Отсюда – валим, – быстро информировал Борис. – Меня…, то есть тебя и конотопского дядю Мишу, обвиняют в похищении Карповой. Свидетели голосят в унисон о нашей причастности. – Завьялов, сноровисто выворачивая руль, уводил спорткар от комплекса. – Съемка с камер наблюдения эту версию категорически поддерживает.
В зеркальце заднего вида Завянь наблюдал за трансформацией родимого лица. Только что радостная физиономия вытягивалась, неуклонно превращалась в покойницкую маску человека, скончавшегося от испуга. Нижняя челюсть уже плавно опустилась к кадыку.
Собака слушала внимательно. Напряженные ушки торчали чуткими локаторами, Жюли, по всей видимости, сосредоточенно ворочала собачьими мозгами.