Однако ветераны партии отговорили Милюкова и от этого варианта.
Можно представить себе господствующие и в либеральной части общества, и в массах настроения, если отнюдь не кровожадные кадеты – интеллектуальная элита России, «мозг нации», по выражению Столыпина, не решились осудить политические убийства, чтобы не потерять популярность…
3 июня 1907 года II Государственная дума была распущена. По новому Положению о выборах вдвое сократилось представительство от крестьян и рабочих, кадеты потеряли большинство и оказались в роли оппозиционного меньшинства. Крупнейшей фракцией III Думы стали октябристы Гучкова.
Вражда октябристов и кадетов, Гучкова и Милюкова была по сути дела трагическим парадоксом. Но мы знаем из многолетнего опыта, что наибольшее раздражение вызывают не стратегические, но тактические противники.
Конечно, кадеты были существенно левее октябристов, но и они были убежденными сторонниками конституционной монархии, и они были твердыми государственниками, и они не хотели кровавой катастрофы, и они – как и Гучков – видели пагубность того курса, на котором настаивал двор – «камарилья», с точки зрения стратегии они должны были быть вместе.
Их разводила тактика. Одна из ярких деятельниц кадетской партии Ариадна Тыркова с горечью писала в мемуарах:
«Кадеты и после манифеста 17-го октября продолжали оставаться в оппозиции. Они не сделали ни одной попытки для совместной работы с правительством в Государственной Думе. Политическая логика на это указывала, но психологически это оказалось совершенно невозможно. Мешала не программа. Мы стояли не за республику, а за конституционную монархию, мы признавали собственность, мы хотели социальных реформ, а не социальной революции. К террору мы не призывали. Но за разумной схемой, которая даже сейчас могла дать России благоустройство, покой, благосостояние, свободу, бушевала эмоциональная стихия. В политике она имеет огромное значение».
Чего-чего, а эмоций в Думе хватало. В Таврический дворец вернулось представление о дуэли как средстве разрешения политических конфликтов. На одном из заседаний Милюков «употребил довольно сильное выражение ‹…› хотя и вполне “парламентарное”» – как он сам вспоминал, – по адресу своего давнего университетского товарища, соучастника по студенческому кружку, Гучкова. Гучков прислал к нему секундантов. Милюков, принципиальный противник дуэли, тем не менее извиняться отказался и принял вызов:
«Гучков был лидером большинства, меня называли лидером оппозиции; отказ был бы политическим актом».
Гучков был известным бретёром, человеком воевавшим, хорошим стрелком. Милюков никогда не держал в руках пистолета. Его шансы остаться в живых были весьма невелики. Но дело было не только в политической целесообразности такого поведения. Над обоими противниками тяготела психологическая традиция, уходившая в XIX, а то и в XVIII век. И не только в отношении дуэльной традиции. Несколько позже оба пришли к идее дворцового переворота, долженствующего избавить Россию от неподходящего монарха. Гучков вместе с офицерами-единомышленниками предполагал захватить царский поезд по дороге из Царского Села и потребовать от Николая отречения в пользу малолетнего наследника при регентстве великого князя Михаила. Эта идея сильно напоминала план, предложенный за сто лет до того декабристом Луниным. Но Гучков, в отличие от Лунина, категорически отметал всякое насилие. Когда его спросили – что будет, если Николай откажется принять их требования, он ответил, что тогда их, скорее всего, арестуют и повесят.