И дальше С. Франк говорит о еще более глубоком религиозном уровне объяснения событий.
Для того чтобы разобраться в механизме и истоках трагедии, нам надо понять главное – с чем в конце концов пришел в результате многовекового процесса русский человек всех сословий к роковому году, что было у него в душе, как он представлял себе принципы человеческих отношений? Почему религиозность России, о которой нынче столько толкуют, не сыграла ни малейшей роли в событиях, не смягчила безжалостную вражду? Почему – несмотря ни на что – эта вражда разделила Россию отнюдь не по классовому, социальному, интеллектуальному признаку? Ведь если проанализировать состав противоборствующих группировок – особенно их элиты, – а таких группировок было отнюдь не две: красные и белые, то откроется великое многообразие и внеклассовая пестрота. Социальная революция, стимулированная войной, оказалась лишь маской гигантского катаклизма, выросшего из тяжкого духовного кризиса (связанного, разумеется, кризисом социальным, но не исчерпывающегося им), кризиса, о котором предупреждали и Достоевский, и Толстой, и Блок, который провидели еще Пушкин и Гоголь, о котором догадывался Чаадаев. Именно они, а не профессиональные политики, почуяли грядущую катастрофу.
Именно Блок, посмотрев чеховских «Трех сестер», написал горчайшие слова, так близко подводящие к точной оценке причин катастрофы:
«Это – угол великого русского искусства, один из случайно сохранившихся, каким-то чудом не заплеванных углов моей пакостной, грязной, тупой и кровавой родины, которую я завтра, слава тебе Господи, покину… Несчастны мы все, что наша родная земля приготовила нам такую почву – для злобы и ссоры друг с другом. Все живем за китайскими стенами, полупрезирая друг друга, а единственный общий враг наш – российская государственность, церковность, кабаки, казна и чиновники – не показывают своего лица, а натравляют нас друг на друга.
Изо всех сил постараюсь я забыть начистоту всякую русскую “политику”, всю российскую бездарность, все болота, чтобы стать человеком, а не машиной для приготовления злобы и ненависти. Или надо совсем не жить в России, плюнуть в ее пьяную харю, или – изолироваться от унижения – политики, да и “общественности” (партийности)… Я считаю теперь себя вправе умыть руки и заняться искусством. Пусть вешают, подлецы, и околевают в своих помоях»[100].
Блок писал это матери, т. е. с полной степенью искренности и без всякой декларационности. Здесь сказано чрезвычайно много. Но главное – разорванность российской общественной жизни, происходящая от разорванности сознания. «Все живем за китайскими стенами…» Раздробленность тех сил, что враждебны «российской государственности», т. е. самодержавной системе. Та роковая раздробленность, которая предопределила в конечном счете гражданскую войну и лишь катализатором которой стали конкретные политические действия большевиков.