– Мария видела меня в день своего десятилетия, – сказал Страж Храма, – вепрь будет говорить с ней. Вокруг нее люди алмазной огранки. Они превосходят наши надежды.
– А что вы думаете о людях Клары? – спросил Петрус. – Ни друзей, ни семьи, ни матери. Суровый профессор с его загадочными фразами и непомерная работа. А ведь Клара в вашей команде юных воительниц – настоящий мастер. Надо беречь ее сердце и чувства, а это невозможно, когда ее тренируют, как новобранца.
– В жизни Клары должна быть женщина, – сказал Глава Совета Туманов.
– Они встретятся, если Пьетро убедится в ее безопасности, – сказал Маэстро. Потом, помолчав, добавил, обращаясь к Стражу Храма: – Ты слышал, как она играет… да, я знаю, она твоя дочь, и ты слышал ее прежде меня… какая мука… и какое чудо…
После волнений из-за серого коня и налетевших вихрей жизнь на ферме вернулась в свой деревенский ритм, с его охотами, рассольным сыром и походами в лес. Теперь, когда факт хорошей погоды был подтвержден и фермами, и амвоном и колокольней, можно было спокойней на него рассчитывать, и, глядя на мягкий снег, который в ту зиму выпал именно тогда, когда люди вспомнили про заготовку дров, радуясь череде рассветов, хрустких, как хлебная корочка, озарявших небо розовыми полосами, прозрачными, как любовь, коптя и засаливая куски дичи, которая словно не иссякала, – глядя на все это, люди непременно качали головой или переглядывались и, особо не комментируя, возвращались к начатому делу.
По поводу охоты отец однажды вечером сделал замечание, от которого у Марии настороженно поднялась бровь. Ужинали салом и печеной свеклой, приправленной ложкой сметаны и крупной солью.
– Дичь обильна, но лишнего не бьют, – сказал он.
Мария улыбнулась и уткнулась носом в дымящуюся свеклу. Андре Фор был человек крестьянского склада, суровый и немногословный, ступал тяжело и никогда не спешил. В колке дров его мог обогнать любой житель селения, но поскольку упорство вкупе с размеренностью давали результат еще более замечательный, чем проворство, то именно отца Марии вдовы просили заготовить дрова на своих делянках: деньги он запрашивал скромные, хотя они готовы были заплатить впятеро больше.
Того же ритма он придерживался во всех прочих делах, в том числе и интимного свойства. Он не выказывал особого горя в испытаниях и утратах, хотя они были ужасны, ибо у них с женой двое сыновей умерли в младенчестве. Но боль оставалась мучительной дольше обычного. К счастью, так же было и с радостями, и Мария стала его благословением в зрелые годы, хотя эта любовь никогда не выражалась вспышками, в каких-то наружных проявлениях. Напротив, он распределял ее равномерно, как прополку сада или вспашку поля, без суеты и остановок, и потому наслаждался ею как даром, равно озарявшим годы его жизни. Точно так же при разговоре он старался, чтобы слова не нарушали равновесия чувств, а ненавязчиво отражали их очертания. Все это Мария знала и потому ответила одной лишь улыбкой на замечание отца, мелькнувшее над ужином, как стая юных дроздов.