Рафаэле Сантанджело не сводил глаз с Клары до конца пьесы, а когда наступила тишина, обратился к Маэстро.
– Я вторгся без приглашения, – сказал он, – нарушая ваш дружеский вечер.
Голос был тот же, который она слышала давно, в нем звучала та же ярость, что разливалась по дороге смерти.
– Хотел засвидетельствовать тебе свое почтение, – сказал он Леоноре.
Она встала и протянула руку для поцелуя.
– Ах, друг мой, – сказала она, – не правда ли, все мы стареем.
Он коротко поклонился, ответив:
– Твоя красота вечна.
Когда он вошел в комнату, мужчины встали, но не поздоровались и продолжали стоять с выражением нарочитого равнодушия, сквозь которое явственно читалась неприязнь. Аччиавати подошел к Кларе, но самая разительная перемена случилась с Петрусом, уже успевшим отдать должное москато и рухнуть в кресло. Прибытие губернатора не заставило его встать, но он весь напружинился, как цепной пес, губы его недобро кривились, и из них вырывалось злобное рычание.
В тот момент, когда взгляды Маэстро и Губернатора встретились, фортепианная зала вспыхнула снопом золотистых звезд. Клара так удивилась, что вскочила, как только пространство заискрилось блестящей пылью в двойном конусе света, в котором плясали неведомые фрагменты памяти. Конусы, зародившиеся в каждом из двоих мужчин, сомкнулись в сечении, где концентрировались их силы. Из всех присутствующих только Петрус, казалось, видел этот конус, он предупреждающе зарычал и поднял голову – одежда на нем топорщилась. Но Губернатор смотрел на Маэстро, а Маэстро смотрел на Губернатора, и ни один из них не спешил начать беседу. Надо сказать, что дружеская компания тоже, невзирая на страх, молчала и сохраняла странную неподвижность. Наконец на лице Алессандро вспыхнул новый свет, так что оно словно помолодело, черты его заострились. Кларе понравилось то, что она увидела, но одновременно она испытала новое беспокойство, словно предвестник боли великих событий и фатальных решений.
– Чудная компания, – произнес наконец Рафаэле. Но он уже не улыбался. Единым – о, весьма грациозным – жестом обведя рукой собравшихся и словно приглашая каждого в свидетели своих слов, он добавил: – Побольше бы таких компаний и связывающих их тесных уз.
Густаво улыбнулся.
– Узы связываются естественным путем, – сказал он.
– Узы выковываются, – ответил Рафаэле.
– Мы всего лишь художники, – сказал Маэстро, – и повинуемся только звездам.
– Но мужество нужно каждому, – сказал Губернатор, – а художник – тоже человек.
– Кто судит об участи людей?
– Кто судит об их случайности? Звезды не обладают мужеством.