– У них есть мудрость.
– Мудрость – прибежище слабых, – сказал Губернатор, – храбрые верят лишь фактам.
И, не ожидая ответа Маэстро, он подошел к фортепиано и посмотрел на Клару.
– Значит, это и есть вторая малышка… – прошептал он. – Как тебя зовут, девочка?
Она не ответила.
Из глубины кресла раздалось ворчание Петруса.
– Может, она немая?
Маэстро положил руку Кларе на плечо.
– А… значит, без разрешения нельзя говорить, – сказал Рафаэле.
– Меня зовут Клара, – сказала она.
– Где твои родители?
– Я приехала с дядей Сандро.
– Кто выучил тебя играть на фортепиано? Из живописцев получаются неплохие учителя, но я не знал, что они обучают петь камни.
В конусе света возник образ вымощенной черными камнями дороги со склонившимися над ней высокими деревьями. И в памяти Клары всплыли слова Маэстро: «Храм, где мы можем видеть». А потом в конусе снова заметались смутные фигуры.
Губернатор задумчиво смотрел на девочку, Клара чувствовала его смятение.
– Вы, безумцы, что за химеры влекут вас за собой? – сказал он.
– Химеры питают трубадуров, – любезно ответил Густаво.
– Балованные дети не ведают забот, – ответил Сантанджело, – в то время как другие работают, чтобы они и дальше могли витать в своих грезах.
– Но разве политика не есть химера? – продолжал Маэстро тем же ровным светским тоном.
В обаятельном смехе Губернатора сверкнули все земные радости. Взглянув на Клару, он сказал:
– Берегись, милая барышня, музыканты – софисты. Но я уверен: мы скоро увидимся и сможем привольно поболтать о тех причудливых видениях, что навевает музыка.
Из кресла Петруса раздалось угрожающее рычание.
Губернатор обернулся к Леоноре и поклонился так, что у Клары кровь застыла в жилах. В его галантном жесте не было уважения, зато промелькнула холодная ненависть.
– Увы, – сказал он, – мне пора.
– Никто тебя не держит, – сказал Петрус не слишком громко.
Рафаэле не взглянул на него.
– Значит, ты окружаешь себя мечтателями и пьяницами? – спросил он Маэстро.
– Бывает компания и похуже, – ответил Густаво.
Губернатор безрадостно улыбнулся.
– Каждый выбирает по себе, – сказал он и уже собрался было уйти, но, как нарочно, в этот момент в зале появился Пьетро Вольпе.
– Губернатор, – сказал он, – я полагал, что ты в другом месте, а теперь обнаруживаю тебя в моем собственном доме.
– Пьетро, – в голосе Губернатора слышалась та же нотка ненависти, с какой он обращался к Леоноре, – я рад, что сумел тебя поразить.
– Боюсь, численное превосходство на моей стороне. Но ты ведь уходишь?
– Меня ждут родные.
– Ты хотел сказать – войска?
– Братья.
– Рим только о них и говорит.