– Это тебе звезды нашептали?
– Звезды и еще кое-что.
– Это хорошо.
Несколько минут прошли в молчании. Поль изо всех сил старался чистить лук, не слишком широко раскрывая глаза. Он набрасывался на него сощурившись, как ковбой – от пыли и солнца. Нет, он не заплачет. Только не сейчас. А то Жюли еще подумает, что это и правда оттого, что она сказала ему «ты».
Он плачет.
«Чертов лук!»
Жюли взялась за нож и закончила работу. А Поль, прихватив с ручки плиты кухонное полотенце, вышел из кухни глотнуть свежего воздуха.
Она улыбнулась.
Через некоторое время Поль вернулся. Во дворе он встретил Жерома, который нес на плечах Люка с лопаткой в одной руке и ведерком в другой. Они пошли на пляж. Солнце сопутствовало этой отпускной идиллии.
– Вы переспали? – без обиняков спросил Поль, с покрасневшими глазами возвращаясь в кухню.
– Зачем тебе это знать?
– Так. Мне надо.
– Нет.
– И тем не менее выглядите сообщниками.
– Мы вместе пережили прекрасные моменты.
– И он к тебе не прикоснулся?
– Прикоснулся.
– Но вы не переспали.
– Нет.
– Что же вы тогда делали?
– Я заставила Жерома заново изучить свою географию.
– Нельзя ли поподробней?
– Нет!
– О’кей.
– Мне кажется, ему просто необходимо было снова ощутить нежность. Остальное касается его одного. Если захочет, сам тебе расскажет. А мне он рассказывал о звездах, и это было волшебно.
– Да уж, он так увлечен ими, что наверняка заморочил тебе голову…
– Когда мы уезжаем? – сдавленным голосом вдруг спросила Жюли.
– В конце недели. У меня есть профессиональные обязанности. Я не совсем пенсионер. И Жерому надо вернуться к работе.
– Конец сладкого сна, – меланхолически бросила она.
– Почему же? Мы ведь вернемся?..
– Да, но сейчас каждый вернется в свой угол, в свою маленькую жизнь, и все пойдет как прежде…
– Не для меня. Не после нашей с тобой встречи. Мы будем видеться. Мы недалеко.
– Как скажешь. А лук зачем?
– Для лукового пирога. Надо почистить целый килограмм.
– Ты мазохист?
– Я рассчитывал на тебя, – ответил он, расплываясь в широкой улыбке.
* * *
Мне грустно, потому что надо уезжать…
Четыре дня, отделявшие их от отъезда, пролетели с головокружительной, невиданной скоростью. Но очень естественно. Почти семейная жизнь, без определенной пары, но с все более глубокой близостью.
Жером по-прежнему иногда подолгу сидел на пляже, глядя на море. Он размышлял, боролся с собой, но постепенно поднимался на поверхность: она была еще далеко, однако становилась достижимой. Ритм морского прибоя успокаивал его. Он сравнивал себя с ракушками, которые безжалостно перекатывает прилив. С ракушками, которых волна порой зарывает в песок, переворачивает, ломает на куски. Но есть и другие, остающиеся почти нетронутыми, лежащие на прибрежном песке, будто с ними никогда ничего не происходило. Вот прекрасная цель, к которой следует стремиться. К поверхности, невредимыми. Иногда к нему ненадолго приходила Жюли. Брала его за руку, или клала ладонь ему на плечо, или прижималась к нему, протискиваясь между сжатыми коленями, чтобы вновь ощутить то собачье тепло, которое ей так понравилось на катере.