И вообще никто не при параде.
– Да, но ты-то всего лишь парящая голова, – говорит Кэт. – Тебе надо выглядеть тип-топ.
Магазин расплывается, и я ныряю рыбкой в обстановку жилища Кэт – места, напомню вам, где мне еще не приходилось бывать во плоти. Это просторный лофт, и Кэт носит свой ноут по квартире, показывая мне, где что.
– Это кухня.
Поблескивающие шкафчики со стеклянными дверцами; плита в индустриальном стиле; на холодильнике комикс из серии xkcd.
– Гостиная, – говорит Кэт, разворачивая меня кругом. Обзор расплывается в темные зернистые мазки, затем оформляется в широкую комнату с большим телевизором и длинными низкими диванами. Висят афиши фильмов в аккуратных тонких рамках: «Бегущий по лезвию», «Планета обезьян», «ВАЛЛ-И». Кружком сидят люди: кто на диванах, кто на ковре, – играют в какую-то игру.
– Это кто? – чирикает чей-то голос.
Камера разворачивается, и передо мной оказывается круглолицая девица с темными кудряшками и в черных очках с толстой оправой.
– Это экспериментальный симулятор интеллекта, – объявляет Кэт, – разработанный для занимательного трепа на вечеринке. Вот, испытай.
Кэт ставит ноут на гранитную барную стойку.
Темные-Кудряшки склоняются поближе – ой, ну совсем близко – и прищуриваются.
– Погоди, что, правда? Ты настоящий?
Кэт не бросает меня. Это было бы проще простого: поставить ноут, отойти на чей-то зов и не возвращаться. Но нет: целый час она выпасает меня на тусовке, знакомит с соседями по квартире (Темные-Кудряшки из них) и друзьями из Гугла.
Она приносит меня в гостиную, и мы, расположившись кругом, играем в игру. Игра называется «Предатель», и худой чувак с жидкими усиками, наклонившись поближе, объясняет, что ее изобрели в КГБ, и что в шестидесятые в нее играли все секретные агенты. Игра на вранье. Тебе дается какая-то роль, но надо убедить группу, что ты – совсем другая персона. Роли распределяются с помощью игральных карт, Кэт подносит к камере доставшуюся мне.
– Так нечестно, – говорит девица напротив.
У нее ужасно светлые волосы, прямо белые.
– Ему легче. Мы же не видим, как он себя ведет.
– Святая правда, – говорит Кэт, хмурясь. – Но я знаю точно, что он надевает штаны в турецкий огурец, когда врет.
Как по сигналу, я наклоняю ноут, чтобы они увидели мои брюки, и хохот подымается такой, что динамики трещат и шипят. Я тоже смеюсь и наливаю себе еще пива. В магазине приходится пить из красного пластикового стаканчика. То и дело я бросаю взгляд на дверь, и кинжал страха пляшет напротив моего сердца, но адреналиново-алкогольный буфер смягчает уколы. Никто не придет.