Разумеется после этого события я неоднократно пытался связаться с заказчиком, но…ищи ветра в поле. Подозреваю что ему прочистили мозги, сколько помню Эски, он всегда относился с иронией ко всякого рода религиям и сектам, в этом мы были похожи. Чертова система, как чувствовал что добром этот рейс не закончится, но повелся на старую дружбу, подкрепленную неплохими деньгами. Злость сменялась тоской по утраченному будущему, потом накатывала апатия, после которой снова всплески злости, и все по новой. Если консул Федерации сможет вытащить меня из этой задницы, я готов…да черт возьми я готов на все! Опоздай он на неделю, и спасать было бы уже некого, но слава Уршу он успел…полагаю меня бы казнили в «священном пламени» — это такой местный обычай- заживо сжигать преступников. В общем когда обо мне наконец вспомнили, я был на грани нервного срыва, продвинутая нейросеть конечно помогала мне, удерживая от глупых поступков, потому что каюсь, ждать решения наспех собранной судебной комиссии порой становилось совсем невмоготу, и хотелось оборвать душевные терзания.
Я вспоминал размеренный голос консула, человека аристократичной внешности с военным прошлым, и решал дать ему шанс спасти меня… В нашей беседе через голонет он пообещал как можно скорее вылететь на Вегу21 и зачем‑то рассказал о тех событиях, что ему довелось пережить, будучи полковником в конфликте с Директоратом Ошир. Тогда я истерил, мне хотелось услышать о том, что меня ждет, мне была нужна надежда на спасение. Только спустя неделю я понял, зачем он мне рассказывал, как месяц дрейфовал в неисправной спасательной капсуле среди обломков Нивейской флотилии, без надежды на спасение, рассчитывая только на себя. Каждый раз как в мою голову приходили мысли о самоубийстве, я вспоминал холодный взгляд его глаз, взгляд человека, пережившего ужас куда больше моего, мне становилось стыдно за свою слабость, и я боролся.
И вот наконец, спустя две недели в одиночной камере без всякой связи с внешним миром, раздался презрительный голос конвоира, сопровождаемый тычком шокера в подреберье, пригласившего в судебный зал.
Привести себя в порядок мне возможности не дали, и я предстал перед судебной комиссией в составе пяти человек во главе с тем самым системным администратором что объявил меня террористом, как был- грязный, небритый и окруженный облаком непередаваемых ароматов. Я понимал что моя судьба уже решена, и пытаться оправдаться было бесполезно, и если по пути в зал я судорожно пытался придумать что мне может помочь, какие слова смогут доказать мою непричастность к этому инциденту, то сейчас, скованный наручниками и окруженный плотным строем тюремной охраны, я ощущал только пустоту. Словно выгорел изнутри, на все было наплевать.