— Суп, — ответила мать. — Я верю: если суп для него приготовлен, он вернется домой.
— Я бы назвала это суеверием.
— Нет… это вера. У тебя есть хороший адвокат?
— Он… считается хорошим.
— Ты за этим звонила вчера вечером?
— Угу.
Мать внезапно села.
— Неужели дела так плохи, как говорят по телевизору?
— А что они сегодня говорили? — спросила Ник.
— Ты что, не смотрела?
— А ты? — ответила Ник вопросом на вопрос. — Ты смотрела?
— Когда-нибудь, может быть, у тебя будут дети. И ты поймешь, что не должна знать подобных вещей, когда дело касается твоих детей. А теперь, Бога ради, скажи, наконец, что происходит? У меня такое ощущение, словно я схожу с ума. Так скажи мне.
— Ну, я захожу к тебе, а ты варишь суп. Среди ночи. Не отвечаешь на телефонные звонки, потому что пьяна. С тобой невозможно разговаривать, когда ты пьяна. Я считала, что ты это осознала много лет назад. Я думала: оттого ты и бросила пить. Черт побери. Сейчас я не могу о тебе позаботиться. И не задавай мне никаких вопросов.
— Тебя обвиняют в убийстве, а мне нельзя задавать вопросов?
— Ладно, задавай. Задавай! Ты говоришь о супе и о папе. Суп и папа. Две вещи заполняют всю твою жизнь. Ты пьяна. Нет. Я никого не убила. Так что… спи.
— По-моему, если мне суждено покончить счеты с жизнью, то сейчас самое время.
— О, Боже, мама! Ведь мы говорим обо мне.
— Возможно, твой отец мертв, Сьюзен.
— А я могу попасть за решетку. Но ты воспримешь это только как собственное горе. И если погибнет отец, будет то же самое. Все вращается только вокруг тебя.
— За решетку ты не попадешь, если никого не убила. Ты убила кого-нибудь?
— А что я тебе только сейчас сказала? Что я тебе сказала? — Ник почти кричала.
— Замолчи! — воскликнула мать с яростью, какой Ник от нее не ожидала.
— Нет! Никаких «замолчи»! Мы должны разговаривать, мама, — взвыла Ник.
— Соседи. Бога ради, потише, Сьюзен…
— Черт с ними, с соседями! Возможно, отец мертв. А я — убийца.
— Сьюзен!
— Давай же, мама, померимся силой! — кричала Ник, встав на кровати и приняв боксерскую стойку. — Выясним наконец, это моя трагедия или твоя. Чье положение тяжелее?
— Я так расстроилась из-за отца, — всхлипнула мать. — Извини. Прости меня. О, Боже. Пожалуйста, не надо меня ненавидеть.
Ник с внезапной ясностью осознала, что ее мать больше нуждалась в утешении, чем она сама. Она смирилась с этой мыслью и легла, заключив мать в свои объятия. Это было странное ощущение. Или просто воспоминание? Такое уже случалось раньше и неоднократно, когда она чувствовала себя беспомощной, как ребенок. Тогда оказывалось, что ее мать еще более беспомощна. И Ник, во избежание худших потрясений, приходилось ее утешать.