«Дано сие полицейским надзирателем 2-й части города Сарапула состоящей в числе проституток крестьянской дочери Вятской губернии Слободского уезда Федосеевской волости и деревни Агафоклии Дмитриевой Угодниковой, 18 лет, на свободный проезд до Нижнего Новгорода и проживания там во время нынешней ярмарки.
Приметы: рост 2 аршина 5 вершков, черные волосы и брови, черные глаза, умеренные нос и рот, умеренный подбородок, чистое лицо. Особых примет нет.
Полицейский надзиратель 2-й части – Малов».
На обороте свидетельства, как и полагалось, была наклеена гербовая марка Нижегородского ярмарочного полицейского управления ценой в 60 копеек. На ней в специальных полях чернилами была вписана дата прописки: 26 мая 1896 года. Марка была проштампована печатью: «27 мая 1896 года в канцелярии Нижегородского полицейского управления явлен и записан под № 1190», и стояла подпись помощника полицмейстера Гурака. Все правильно, никаких подчисток.
Затем Алексей изучил следующий документ. Там было написано:
«Заменительный билет выдан проститутке, крестьянской дочери Агафоклии Дмитриевой Угодниковой, 18 лет, на проживание в Нижнем Новгороде по 10 число сентября 1896 года, взамен подлинного ее вида, выданного ей от пристава 3-й участка Тверской части города Москвы 4 мая 1896 года, за № 700, каковой хранится в канцелярии г. Полицмейстера. По получении настоящего билета она обязана предъявить его тот час местному приставу или его помощнику. Гербовый сбор уплачен». Подпись, печать.
Бумаги не вызвали у сыщика никаких подозрений – он перевидал таких сотни. Не было в них и подсказок. Разве что за каким-то чертом девка ехала из Москвы в Нижний через Сарапул. Ну да кто их там поймет, слабых на передок…
Наконец дошла очередь до «желтого билета». Правда, в Нижнем Новгороде они были синего цвета. Назывались просто: «Смотровая книжка проститутки». Сверху стоял штамп: «Врачебно-санитарный осмотр. 2-й санитарный участок. Александровская слобода». Затем шли номер книжки, имя и адрес девицы: Елизаветинская улица, дом Щавельской, у содержательницы Щавельской. И отметки о прохождении осмотра – раз в три-четыре дня. На обороте были напечатаны «Правила для публичных женщин» из шести пунктов: дозволяется жить на квартирах отнюдь не более чем по одной, нельзя жить в трактирных заведениях и прочее.
Лыков конфисковал бумаги, а вещи оставил. Пусть девочки разделят их между собой в память о товарке. Как раз освободилась Матильда (личная почетная гражданка Анна Тюкалова). Первым делом гулящая схватила шаль со стеклярусом и лишь потом принялась рассказывать. Сообщила она немногое. Фекла сначала важничала: ей льстило внимание потомственного дворянина. И деньги тоже нравились! Потом стала понимать, что добром его загулы не кончатся. Следом наступил прямо-таки страх: девушка говорила, что «он» не простит, что надо бежать. А как исчез кредитный, она совсем перестала спать, боялась. Кто такой «он», Матильда-Анна не знала.