— Я люблю тебя, — сказал я. — Я не могу без тебя жить.
Когда ты ничего на это не ответила, я запнулся. Это не входило в мои планы. Я ожидал, что ты сразу обовьешь меня руками, начнешь целовать, возможно, расплачешься, но самое главное — все-таки скажешь «да». Покопавшись в кармане, я неловко вытащил ювелирный футляр и сунул его тебе в руку.
— Я серьезно, Дженнифер. Я хочу, чтобы ты навсегда стала моей. Скажи, что ты согласна. Пожалуйста, скажи это!
Ты чуть качнула головой, но потом открыла коробочку и даже слегка приоткрыла рот от удивления.
— Даже не знаю, что и сказать…
— Скажи «да».
Наступила пауза настолько долгая, что я успел ощутить, как страх, что ты сейчас откажешься, сдавливает мне грудь. Но потом все-таки прозвучало твое «да».
34
Громкий металлический стук заставляет меня подскочить на месте. После того как ДИ Стивенс оставил мою камеру вчера вечером, я долго смотрела на облупившуюся краску на потолке, чувствуя, как холод от бетонного пола просачивается сквозь матрас, пока незаметно сон все-таки не сморил меня. Я резко подскакиваю на кровати, руки и ноги у меня болят, в висках пульсирует кровь.
Что-то грохочет, и я понимаю, что это стук откинувшейся створки окошка посредине двери, куда просунулась чья-то рука с пластмассовым подносом.
— Пошевеливайтесь, я не могу торчать тут весь день.
Я беру поднос.
— Можно мне что-нибудь от головной боли?
По другую сторону окошка стоит надзирательница; ее лица не видно, я вижу только черную униформу и выбившуюся прядь светлых волос.
— Доктора здесь нет. Придется подождать, пока вас повезут в суд.
Она не успела толком договорить, как окошко звонко захлопывается, и звук этот эхом отдается в камере, после чего я слышу удаляющиеся шаги.
Я сажусь на кровать и пью чай, который пролился на поднос. Он едва теплый и очень сладкий, но я все равно жадно выпиваю его, только сейчас сообразив, что ничего не ела и не пила со вчерашнего дня. Завтрак представляет собой сосиску с бобами в пластиковом контейнере, предназначенном для разогревания в микроволновке. Края пластика оплавились, а бобы покрыты коркой ярко-оранжевого соуса. Я оставляю все это на подносе и иду в туалет. Сиденья здесь нет, только металлическая раковина унитаза, накрытая листками шершавой бумаги. Я торопливо делаю свои дела, стараясь успеть, прежде чем вернется надзирательница.
Ко времени, когда я вновь слышу в коридоре шаги, еда давно остыла. У моей камеры шаги затихают, я слышу звон ключей, после чего тяжелая дверь распахивается и я вижу перед собой угрюмую девушку, которой едва исполнилось двадцать. По черной униформе и засаленным светлым волосам я догадываюсь, что это надзирательница, которая приносила мне завтрак, и я показываю ей на стоящий на моей кровати поднос.